Запретный мужчина
Шрифт:
С того памятного ночного разговора на кухне Даниэль и Милагритос, не сговариваясь, качали как будто избегать друг друга.
Оба они чувствовали: это происходит не потому, что каждый из них стыдился своей неожиданной откровенности, нет. Причина заключалась в чем-то другом.
Внутренне они сильно изменились. Милагритос сделалась мягче, разговорчивей с другими. Даниэль как будто бы обрел утраченное когда-то равновесие.
У него наладились отношения с бабушкой.
Прежде его визиты к Фьорелле
Милагритос, продолжая жить в доме Эстелы, ощущала себя вместе с тем существующей в каком-то ином измерении, в ином световом пространстве, сквозь которое, как птицы, пролетали обрывки мелодий; в нем, как водоросли, покачивались гибкие тени деревьев, оживали краски цветов и, встречаясь за завтраком с Даниэлем, она искоса поглядывала на него, пытаясь угадать, чувствует ли он то же самое. Даниэль ловил ее взгляд и каждый раз улыбался и прикладывал палец к губам, точно просил ее сохранять какую-то большую и важную для них обоих тайну.
Как-то, оставшись с Онейдой наедине, Милагритос спросила ее:
— Скажи, Онейда, как ты считаешь, меня сможет кто-нибудь полюбить?
Онейда, собирая со стола посуду, проницательно посмотрела на нее и ответила:
— А почему нет, детка моя?
— Но ведь я некрасивая…
— У тебя неправильные черты лица, но очень красивые глаза, в которых видна душа, как камешки на дне чистого ручья, у тебя прекрасные волосы, — продолжала загибать пальцы Онейда, — красивая фигура, ровный характер… Что же еще надо? Да, детка, тебя можно полюбить.
Онейда вдруг весело рассмеялась.
— А хочешь, я открою тебе маленькую тайну? Два дня назад мне точно такой же вопрос задал Даниэль.
— И что ты ему ответила? — покраснев, спросила Милагритос.
— То же, что и тебе, — с улыбкой сказала Онейда.
Милагритос чувствовала то, что чувствуют все влюбленные: дружелюбие окружающего мира. Он — вовсе не темный лес, как она думала, а светло-зеленая долина. Ей казалось теперь, что все вокруг полюбили ее: Эстела, даже суровая Ана Роса, Фьорелла и Федерико Корхес.
Корхесу она неожиданно для себя вдруг рассказала о своих детских годах, о том времени, когда она была бедной слепой девочкой, просящей подаяния для двух мошенников, Тоньеко и Ласары.
— Я ведь не видела их, но по голосам, которые еще иногда будят меня среди ночи, могу себе представить. У Ласары был скрипучий сварливый голос, мне кажется, это длинная уродина с всклокоченными лохмами. Тоньеко я представляю жирным, огромным и с огромной бородой…
— Почему с бородой? — поинтересовался Фернандо. — Ты что, таскала его за бороду?
— О нет, таскал он меня за волосы… Просто голос шел как будто через какую-то преграду, противный такой, шершавый голос. Думаю, он точь-в-точь Карабас-Барабас.
— И ты с тех пор, как Ирена взяла
— Нет, ни разу.
Ей была приятна отзывчивость Корхеса, она и не подозревала, что этот разговор Фернандо затеял ради какой-то своей цели…
Корхес после разговора с Милагритос вернулся к себе в комнату и, осторожно отвернув штору, посмотрел в окно. Так и есть, бородатый толстяк торчит на той стороне улицы. Федерико давно заметил, что за домом ведется слежка.
Что-то слишком часто этот тип стал попадаться ему на глаза, то читающим газету, то прохаживающимся взад-вперед по улице напротив особняка Эстелы с видом кого-то поджидающего господина.
Сначала Корхес предположил, что это человек Санчеса.
Санчес всегда проверял и перепроверял работу своих людей — всех, кроме него, Федерико. Мысль о том, что пузатый бородач — шпион босса, разъярила Федерико настолько, что он чуть было не совершил ошибки — не подошел к этому «тенору» и не врезал ему поддых в знак того, что тот разоблачен.
Но после разговора с Милагритос его мысли изменили направление.
Видя, что бородач свернул газету и собирается уходить, Федерико выскочил из дома и направился следом за незнакомцем.
…Путь Тоньеко лежал в портовый бар.
Быстрым шагом он одолел несколько кварталов, не замечая за собой слежки, вытирая на ходу носовым платком пот с шеи. Жарко, не мешало бы освежиться! «Вот работка, — подумал о себе с уважением Тоньеко, — стой на жаре, да жди, когда соплячка одна выйдет из дому… А она одна и не выходит. Честное слово, я пашу не меньше портового грузчика…»
…Федерико незаметно для бородача проводил его до самого дома. Когда «тенор» скрылся в скверной лачуге, Федерико вежливо обратился к какой-то пожилой женщине с очками на носу:
— Сеньора, не скажете ли вы, кто живет в этом доме?
— Скажите лучше — в притоне, — ворчливо отозвалась женщина, — такой порядочный сеньор, как вы, не должен заводить знакомства с Тоньеко и Ласарой.
— Я и не собираюсь с ними знаться, — с вкрадчивой улыбкой заверил ее Федерико, в который раз мысленно поздравив самого себя с тем, что интуиция снова не подвела его. Итак, это Тоньеко, мучитель Милагритос… В самом деле, слепая «разглядела» этого типа так, точно она была зрячей. Вылитый Карабас-Барабас.
И Федерико Корхес, весело насвистывая, пошел прочь. Интересно, с какой целью Тоньеко установил слежку за домом Эстелы ди Сальваторе?..
Глава 39
По утрам Ана Роса согласно уже укоренившемуся обычаю поднималась к Фьорелле с кипой газет; но теперь ее сопровождала Мартика.
Пока Ана Роса монотонным голосом вычитывала из газет новости, которые бы могли заинтересовать и развлечь Фьореллу, та с нежностью и любопытством наблюдала за Мартикой.