Запретный плод сладок
Шрифт:
— Я думал, ты слышал, — сказал Джастин, спустя, несколько секунд. — Сэм больше не председатель правления. Он ушел на пенсию прошлой осенью.
— И больница все еще работает без него? Подумать только!
— Не язви! Новый председатель предложил именно тебя, а я подумал, что тебе будет интересно… ну и, учитывая ситуацию с Оливией и со всем…
Грант не сразу сообразил, что именно хочет узнать.
— Ах, да, Оливия, — как бы небрежно проронил он. — Как она там, между прочим?
И снова повисло молчание.
— Можешь себе представить, учитывая
— Ты меня пугаешь, — сказал Грант, и неожиданно предчувствие чего-то непредвиденного охватило его с такой силой, что казалось, даже волосы зашевелились. — Какие обстоятельства? Что случилось?
— Неужели ты ничего не знаешь?
— Хватит пудрить мне мозги, Джастин. Если бы я знал, то не стал бы спрашивать! Она решила выйти замуж? За… Говори же!
Джастин рассмеялся.
— Она беременна, парень! — выпалил он.
— Давно? — опешил Грант.
— Около пяти месяцев, думаю. Уже не скроешь.
— И кто… с ней?
— Кроме отца — никого! Она переехала к нему пару месяцев назад.
Какой же он лопух. Конечно же, ребенок, которого она теперь вынашивает, его! И он хочет отдать его на воспитание Сэму Уайтфилду! Но для Оливии… у него пара слов найдется. Она действительно думает, что сможет отделаться от него, не сказав о том, что он снова стал отцом? Неужели, таким образом, она решила отплатить ему за размолвку?
— Возможно, эта работа меня заинтересует, — сказал он Джастину. — Я позвоню, чтобы договориться насчет собеседования.
Глава десятая
Как-то раз утром в одну из январских суббот, когда Оливия уже успела позавтракать, Эдвард сообщил, что ее ожидают в библиотеке. «Скорее всего, Бетани заглянула проверить, как идут дела». Оливия всегда рада была ее видеть, так как Бетани, будущая крестная мама, помогала ей сохранять душевное спокойствие.
— Привет, — сказала она и зажмурилась: комната была залита слепящим солнцем. — Я так ждала тебя, Бет. Мне дали первый снимок ребенка, сейчас покажу. Ты останешься на кофе?..
Глаза Оливии постепенно привыкли к яркому солнечному свету, она вздрогнула — на фоне высокого оконного проема стоял Грант.
— Доброе утро, Оливия, ты здорова? — нежно обратился он к ней.
— Вполне, и даже беременна, — прямо ответила она, хотя могла и не говорить — и так все было видно.
— Понятно. Мои поздравления всем троим.
— Всем… троим?
— Ну да. — Он приблизился и внимательно осмотрел ее со всех сторон, будто желая убедиться, что она действительно цела и невредима. — «Мама, папа, я — дружная семья». Если, конечно, ты не вынашиваешь ребенка из пробирки, в коем случае донор не является членом этого уравнения.
— Мой ребенок не из пробирки, — протянула она, ежась под его проницательным, но ласковым взглядом.
Он еще раз неторопливо обошел вокруг нее, остановился буквально в полуметре, покачиваясь на каблуках, и снова внимательно посмотрел на нее. Оливия, как загипнотизированная смотрела на него, отметив про себя, что он похудел, осунулся
Внезапно он выхватил у нее из рук снимок малыша, сделанный ультразвуком.
— Что ж, Оливия, — сказал он как можно нежнее, — вижу, дела твои для шестого месяца идут хорошо. Полагаю, ты мне была верна?
— Ты сомневаешься, Грант? — устало проговорила она. — Это твой ребенок, Грант.
— Мой? И что же ты молчала столько времени?
— Я…
Его глаза, подобно холодному голубому клинку, впились в нее.
— Можешь ничего не говорить. Решила скрыть от меня?
— Нет! — почти выкрикнула она. — Неправда! Я бы сказала тебе, ребенок должен знать отца.
Он взял ее за подбородок двумя пальцами и приблизил ее голову к своему лицу.
— Ты говоришь это с такой подкупающей искренностью, что любой, кто тебя не знает, поверил бы, да я и сам почти готов поверить тебе. Только мне хорошо известно, что ты умеешь обвести вокруг пальца любого, подловив его на собственной искренности.
Он отпустил ее и отвернулся к окну.
— Да, ты все правильно рассчитала.
— Рассчитала? Я специально забеременела?
— Скажем так: ты подогнала свои планы под реальность. Ты взрослая и современная женщина, Оливия, и знаешь свой организм. Твое поведение на балу было великолепным ходом. И платье, спадающее с твоего прекрасного тела без моей помощи, стало последней каплей для такого переполненного желанием дурака, как я. А твои слезы лишь подстегнули меня, где уж тут думать об опасных днях и презервативе!
— Ты действительно думаешь, что я способна на такое? — ошеломленно спросила она.
— Нет, — сказал он. — Но если мне делается больно от твоих выкрутасов, я вспоминаю то время, когда начинающий врач и юная девушка, похожая на ангела, впервые встретились в палате «Спрингдейл Дженерал».
— Ах, Грант! — прошептала она с нежностью. — Пожалуйста, не вспоминай!
— Ты спросишь, была ли она прекрасна? Еще бы! Невинна? Именно! И все же она была так чувственна, что я потерял голову и до сих пор не найду ее.
— Но зачем вспоминать о той, которую ты считаешь незрелой, обманщицей, лицемеркой? — спросила Оливия, ошеломленная страстью в его голосе.
— Потому что ангел, ставший зрелой женщиной, не хочет помнить, что начинающий врач, обожающий ее, тоже имеет право на этого малыша.
Она подумала, что сейчас потеряет сознание.
— Зачем ты вернулся? И как ты узнал об этом факте моей жизни?
— Я узнал от Джастина и жалею, что не узнал раньше.
Она положила руки на живот.
— А ты не думал, почему я не бросилась рассказывать тебе о маленьком? Стоило ли беспокоить оскорбленного папочку, которого насильно затащили в постель? Да, я не пользовалась противозачаточными таблетками, но почему же и ты не позаботился о них? Почему ты обвиняешь только меня? Сейчас ты оправдываешься перед собой — не передо мной, Грант! Тебе стыдно за свое теперешнее поведение, ты выкручиваешься!