Запретный плод
Шрифт:
– На самом деле мне бы нужно ружье.
Он посмотрел на меня:
– Ты собираешься все время носить с собой ружье?
– Обрез. Он отлично засовывается под плащ.
– В миссурийскую жару ты просто расплавишься. Почему тогда не пулемет или огнемет, если на то пошло?
– У пулемета слишком большое рассеивание. Можно зацепить посторонних. Огнемет слишком громоздкий, да и работает грязно.
Он остановил меня, положив мне руку на плечо.
– Тебе случалось использовать огнемет против вампиров?
– Нет, но я видела, как это делается.
– Ну и ну, – Минуту он пялился
– На раз. Только грязно работает. И он тогда спалил весь дом. Я считаю, что это крайность.
– Это уж точно. – Он пошел дальше. – Наверное, ты ненавидишь вампиров.
– У меня нет к ним ненависти.
– Зачем ты тогда их убиваешь?
– Потому что это моя работа, и я умею ее делать.
Мы свернули за угол, и уже была видна стоянка, где я оставила машину. Кажется, это было много дней назад, хотя часы показывали, что это было недавно. Похоже на перелет из одного часового пояса в другой, когда не можешь врубиться во время, только сменяли друг друга не часовые пояса, а события. Столько травматических событий могут сбить чувство времени.
– Я твой дневной связник. Если что-то понадобится передать или попросить, вот мой телефон.
Он сунул мне в руку пачку спичек. Я посмотрела – на ней было кровавыми буквами на уголь ном фоне написано: “Цирк Проклятых”. Я сунула пачку в карман.
Пистолет так и лежал в багажнике. Я вложила его в наплечную кобуру, оставив без внимания, что она не будет прикрыта курткой. Пистолет, выставленный на обозрение, привлекает внимание, но люди тогда, как правило, к тебе не пристают. Чаще всего они бегут, уступая тебе дорогу. Это очень удобно, когда за кем-нибудь гонишься.
Захария молчал, пока я не стала садиться в машину. Тогда он наклонился над открытой дверцей и сказал:
– Это не может быть просто работа, Анита. Здесь должна быть причина посерьезнее.
Я опустила глаза в колени и включила мотор. Потом посмотрела в бледно-голубые глаза.
– Я их боюсь. И это очень по-человечески – пытаться уничтожить то, что нас пугает.
– Люди живут, стараясь избегать того, что их пугает. А ты за этим гоняешься. Это сумасшествие.
Он попал в точку. Я закрыла дверцу и оставила его стоять в горячей тьме. Да, я поднимаю мертвых и укладываю нежить. Это то, что я делаю. Что определяет мою жизнь. Если я начну задумываться о своих мотивах, я перестану убивать вампиров, вот и все.
Сегодня я не задумывалась о мотивах, поэтому я оставалась вампироборцем, носительницей имени, которое они мне дали. Я оставалась Истребительницей.
15
Рассвет скользил по небу, как световой занавес. Бриллиантовой брошью сверкала утренняя звезда в этом потоке света.
Приходится видеть уже второй рассвет за два дня. Меня обуревала злоба. Надо было только решить, на кого мне злобиться и что по этому поводу предпринять. Сейчас мне ничего больше не хотелось, только спать. Остальное может подождать – и подождет. Я много часов подряд двигалась на страхе, на адреналине, на упорстве. В тишине и покое автомобиля я ощутила вновь свое тело, и ощущение было не из приятных.
Было больно держать руль, больно его вертеть. Я только надеялась, что кровавые
В коридоре моего дома было тихо. Только чуть шумел кондиционер. Я почти чувствовала людей, спящих за этими дверьми. Было даже искушение прижать ухо к двери и послушать, как дышат во сне мои соседи – так было тихо. Предрассветный час – самый тихий в сутках. Время наслаждаться одиночеством и тишиной.
Единственный более тихий час – это три часа утра, а его я люблю не слишком.
Ключи были у меня в руках, я почти коснулась двери, когда заметила, что она приоткрыта. Тончайшая щелочка, почти закрытая дверь, но не закрытая. Я отодвинулась вправо и прижалась спиной к стене. Слышен был звон ключей у меня в руке? Кто там внутри? Адреналин снова вскипел, как шампанское. Я следила за каждой тенью, каждым лучиком света. Тело перешло в аварийный режим, и я только молила Бога, чтобы это оказалось лишним.
Вытащив пистолет, я прислонилась к стене. И что дальше? Из квартиры не доносилось ни звука. Может быть, это вампиры, но ведь уже почти рассвет. Кто еще может вломиться ко мне в квартиру? Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Понятия не имею, кто. Может быть, вы думаете, я привыкла не понимать, что происходит, но это не так. Я только злюсь в таких случаях и слегка боюсь.
У меня было несколько вариантов на выбор. Можно уйти и вызвать полицию – вариант не плохой. Но что они могут сделать такого, чего не могу я, кроме как войти и быть убитыми вместо меня? Это неприемлемо. Можно было ждать в коридоре, пока у того, кто там есть, кто бы он ни был, проснется любопытство. Это может занять много времени, а квартира окажется при этом пустой. И чертовски глупо я буду себя чувствовать, простояв несколько часов и продержав под прицелом, пустую квартиру. И, вообще, я устала и лечь хочу.
Можно ворваться, поливая все пулями. Нет, можно толкнуть дверь, броситься на пол и перестрелять всех внутри. Если у них есть оружие. Если там вообще кто-нибудь есть. Самое разумное было бы переждать, но я устала. Адреналиновый поток стал спадать от досады на такой широкий выбор и невозможности его сделать. Наступает момент, когда, в конце концов, просто устаешь. Вряд ли я смогу долго стоять в тишине кондиционированного воздуха и сохранять собранность. И вообще через час начнут вы ходить из своих квартир мои соседи и, не дай Бог, попадут меж двух огней. Тоже неприемлемо. Так, что бы ни случилось, это должно случиться сейчас.
Решение принято. Отлично. Ничто так хорошо не прочищает мысли, как страх. Я отошла от двери как можно дальше и перебежала на другую сторону от нее. Потом направила пистолет на дверь и стала подходить к ней вдоль слева, со стороны петель. Она открывалась внутрь. Ее только толкнуть. Просто.
Я припала на одно колено, сгорбилась, будто хотела втянуть голову в плечи, как черепаха. Теперь оружие, наставленное на уровне груди, пустит пулю мимо меня. Я когда пригнусь, гораздо ниже уровня груди.