Запрос в друзья
Шрифт:
— Можно я пойду? — спрашивает Генри.
— Да, можно. — Я опускаюсь на колени, чтобы обнять его, но его уже нет, он ускользает, словно угорь, между моих вытянутых рук. Я по-прежнему терпеть не могу оставлять его здесь, у меня внутри все сжимается, пока его нет со мной; часы до его возвращения тянутся мучительно медленно.
Генри не особо страдает из-за того, что его родители живут не вместе, а вот я вряд ли смогу когда-нибудь привыкнуть к его уходам в незнакомый мне мир. Когда он подрастет, у него, конечно же, будет своя жизнь вдали от меня и неподвластная мне, но вопиюще несправедливым кажется то, что это происходит уже сейчас, когда Генри всего четыре. Что уже есть близкие ему люди, о которых я почти ничего не
— Вы припозднились, — замечает Сэм.
— Знаю, извини, мы играли в паровозики, а потом еще эти пробки…
— Все нормально, Луиза, я не против. — Он пристально смотрит на меня. — Но… у тебя все в порядке? Что-нибудь, о чем мне стоит знать? — Руки в карманах, он прислоняется к дверному косяку.
— Что ты имеешь в виду? — Он что, тоже получил запрос на «Фейсбуке»?
Сэм молчит с минуту, словно взвешивая что-то в уме:
— Ничего. Просто в последнее время ты кажешься… какой-то рассеянной. И вы с Генри приезжаете позже обещанного уже не первый раз. Я подумал… у тебя точно все в порядке?
— Да, все отлично. — Я борюсь с желанием забежать в дом, подхватить Генри и увезти его куда-нибудь, где будем только мы вдвоем, навсегда. Куда-нибудь, где мне никогда не придется видеть, как он уходит от меня в неизвестность.
— Ты уверена, Луиза? Ты кажешься… — Он умолкает.
— Все отлично. В любом случае, это больше не твоя забота. Что со мной не так? — Я понимаю, что переигрываю, но ничего не могу с собой поделать.
Он вскидывает руки:
— Хорошо, хорошо. Я всего лишь спросил. Я все еще люблю тебя, ты ведь знаешь. Понимаю, что жизнь сложилась не так, как мы планировали… — При этом я поднимаю брови — какое сильное преувеличение! Но он не обращает внимания и продолжает: — Я всегда буду любить тебя, хочешь ты этого или нет.
В голове у меня звучит голос Полли, фыркающей: «Любит тебя? Интересно он это показывает!» И сколько времени я бы продолжала прикидываться, что все в порядке, если бы не наткнулась в его телефоне на сообщения от Кэтрин.
Я собираюсь уходить, но Сэм останавливает меня:
— Погоди, Луиза.
Я поворачиваюсь в замешательстве:
— Что такое?
— Ты знаешь про вечер выпускников?
— А это. Да. — Чего это он вдруг спрашивает меня об этом?
— Ты идешь? — интересуется он, и мне слышится в его голосе опасная нота надежды.
— Не знаю. А ты? — Я видела его имя в списке на «Фейсбуке». Я знаю, что он идет.
— Да, а почему нет? Будет весело. — Он медленно закрывает дверь.
Я возвращаюсь к машине, стараясь дышать как обычно. Как же ему до сих пор удается так на меня влиять? Когда же я достигну состояния, при котором он не сможет ранить меня, когда его слова будут пролетать мимо, не задевая? По дороге я думаю о том, что вряд ли когда-нибудь, оставляя у него Генри, смогу отделаться от гнетущего чувства страха.
Глава 15
2016
Остаток дня тянется бесконечно. Вот к чему я еще не могу привыкнуть: к одиночеству в выходные. Когда мы с Сэмом были вместе, я мечтала побыть одна. Несмотря на всепоглощающую любовь к Генри, мне казалось, что я только тогда и становлюсь сама собой, когда избавляюсь от захватчика, вторгшегося в мою жизнь одновременно с Генри, — этой мамаши, в которую я превратилась. Но теперь, когда Генри остается у Сэма, я чувствую себя потерянной. Ведь существуют же галереи, кинотеатры и музеи, куда можно пойти, но я знаю, что если туда пойду и встречу там какую-нибудь благополучную семейку, собравшуюся посмотреть диснеевский фильм или принимающую участие в интерактивной семейной экскурсии, я испытаю физическую боль оттого, что мою
Я могла бы встретиться с подругами, но Полли по выходным возит девочек на тренировки, даже если она и свободна, я бы не стала вторгаться в ее семейную жизнь — словно призрак на праздник, напоминая ей и Аарону, как могла бы сложиться их судьба, если бы они не заботились друг о друге. У меня есть и другие знакомые, но страшно подумать, как легко потерять связь с людьми. Несколько раз откажешься от приглашений, и даже самые настойчивые перестанут тебя беспокоить. И потребуются титанические усилия, чтобы вновь вплестись в канву их жизни, а у меня на это нет никаких сил. Вместо этого я слежу за новостями на «Фейсбуке», ставлю лайки на фотографии с барбекю, дней рождений, выходных, зная, что только саму себя мне следует винить за то, что на этих снимках меня нет.
Поэтому я частенько использую это время, наверстывая упущенное по работе. Розмари прислала мне несколько сообщений по всяким вопросам, связанным с одним из ее проектов. Она удивлена, что я до сих пор на них не отреагировала, но сегодня я просто не в состоянии ни на чем сосредоточиться. Как только стрелка часов приближается ко времени, когда я могу выйти из дома, чтобы не явиться до абсурда раньше назначенного, меня уже нет в квартире. Мне следовало провести несколько часов, выбирая наряд, накладывая неотразимый макияж, укладывая волосы. Я же без особого усердия высушила голову, нанесла на лицо по несколько мазков туши и помады, влезла в джинсы и надела один из топиков «только на выход». Вряд ли это благотворно скажется на исходе моего свидания.
Я доехала до Пикадилли на автобусе, а дальше пошла пешком через Сохо. У девчонки вроде меня, выросшей в глубинке, всегда будет захватывать дух от столицы, и не только от ее гламурных кварталов, но и от темных углов. Когда я переехала в Лондон, меня переполняло возбуждение оттого, что я устроилась на работу в настоящее дизайнерское агентство, даже если я всего лишь, по большей части, готовила там чай. Если вечером я никуда не собиралась и ни с кем не встречалась, я шла бродить по Сохо, впитывая головокружительные ароматы чеснока и вина, чипсов и сигаретного дыма, помойки и нечистот. Я чувствовала себя живой, никому не известной, но важной частью бурного потока провинциалов, приехавших посмотреть «Отверженных», собраться на девичник или работать в ночную смену; плюс кое-что напоминало и о старом Сохо: кутилы, проститутки и преступники.
Сохо изменился, особенно за последние двадцать лет. Появились новые сетевые рестораны, толпы туристов, грязи стало меньше. Я задаюсь вопросом: а изменилась ли я сама? Возможно, в меньшей степени, чем Сохо. Я не так открыта переменам и должна все время оставаться начеку. Я создала стабильную, довольную собой личность, такую типичную среднюю Джозефину. И только Сэм знал меня настоящую.
В баре появляюсь за несколько минут до начала свидания с Грегом. Я изучила его портрет, чтобы узнать в жизни. Заказав бокал вина, сажусь на табурет у окна, откуда мне видно каждого входящего. И хотя я не жажду ни с кем встречаться вообще, внутри у меня все трепещет в предвкушении этого моего первого свидания за последние четырнадцать лет. Всякий раз, когда ко мне приближается брюнет, у меня внутри все сжимается, и успокаивается только тогда, когда он проходит мимо. К семи пятнадцати трепыхание сменяется приступами боли. Я, конечно, не дала Грегу номер своего телефона, мы ведь еще ни разу не видели друг друга, но он мог предупредить меня по почте, однако там ничего нет. В семь двадцать пять я прихожу к выводу, что с меня достаточно. За соседним столиком сидит группа молодых девиц, я уверена: они уже вычислили, что меня кинули со свиданием, и теперь смеются надо мной. Я должна была этого ожидать, по заслугам мне. По глупости позволила себе поддаться иллюзии о возможности нормальных отношений.