Запруда из песка
Шрифт:
– Ну что – гожусь? – дыша, как издыхающая на берегу рыба, высипел я.
– Смотря на что, – раздумчиво ответил Терентий. Он имел кислый вид. – Ладно. Убедил. Завтра.
Мир качался перед моими глазами, в глазах щипало от пота, кислород в атмосфере, похоже, отсутствовал начисто, и ливень а-ля Ниагара сегодня запаздывал – а как хотелось помыться! Выскочить голым под разверзшиеся хляби – пусть бы даже сбило с ног… И все-таки я был доволен. Не счастлив, нет. Счастье – это когда получаешь неожиданный бонус к награде за усердие, а в простом достижении цели, да еще сугубо промежуточной, есть только закономерность и ничего больше.
Сорокин
Я бы его тоже – если бы мы поменялись местами.
Следующую промежуточную цель я представлял себе довольно хорошо. Немножко поиграю в войну, немножко пообщаюсь с пленными, если они будут взяты, а также с местным населением. Выслушаю жалобы, потому что наверняка буду принят за совершающего инспекцию чиновника. Попытаюсь понять, насколько эффективно – или, наоборот, неэффективно – идет зачистка района от всего, что связано с кокаином, и где допущены перегибы. А где, наоборот, местное (только ли местное?) руководство ушами хлопает. Приму к сведению мнение Терентия о том, что «наверху» сидят чистоплюи-теоретики, не секущие местной специфики, и что им таки придется выбирать между отдельными перегибами и сохранением в Корабле смердящего гнойника. Пообщаюсь с командиром русского батальона и его североамериканским и восточноазиатским коллегами. Соберу кучу непарадной информации – авось Магазинер сумеет применить ее в своих расчетах. Всё.
Само собой, я надеялся найти ее – пресловутую иголку в стоге сена. И понимал, насколько мал мой шанс. Возможно, Моше Хаимович был прав, предположив, что чужие не наказывают нас по-настоящему, а просто держат в тонусе, дабы не расслаблялись? Если да, то что ж, мы подтянемся, выявим и ликвидируем часть злоупотреблений и еще лет десять проживем без астероида.
Скучный сценарий. Мы примем самоспасительные меры и не узнаем, кто же все-таки швыряет в нас камнями и с какой дальней целью. Мы не победим – мы лишь приспособимся.
В таком состоянии души я садился в вертушку и даже не сказал ничего едкого, когда Терентий, бегло проверив мое оружие и амуницию, еще раз напомнил: никуда не суйся, подчиняйся капралу, ну и вообще поменьше инициативы. Капрал Малинин находился тут же и вряд ли был доволен предназначенной ему ролью няньки. Ну что ж, говорил его вид, слушаюсь, вашбродь. Яволь. Хай, босу. Ты начальник, я дурак.
Интересно, а я не дурак ли? Ведь если разобраться – очень может быть. Ну зачем мне понадобился этот цирк с личным участием в рейде, каковой, вполне вероятно, приведет к серьезному боестолкновению? Только для того, чтобы лишить Сорокина козырей при разборе? Да плевал я на Сорокина!
Судя по тому, что в «летающие вагоны» впихнулась вся рота, планировалась некая масштабная для этих мест операция – вероятно, на уровне батальона, а то и выше. Терентий то и дело переговаривался с кем-то по рации. Смысл операции до меня доведен не был, да я и не особенно интересовался. Посторонние субъекты должны любопытствовать своевременно, лучше всего после операции, а не до нее. У Терентия и без меня хватало забот.
Вертолет шел низко. Красное, как будто обожженное собственным жаром солнце вертикально поднималось из-за леса. Минут через пятнадцать Дементий толкнул меня в бок и показал на иллюминатор.
– Плантация коки. Прямо под нами.
Ряды кустов на довольно большом расчищенном от джунглей участке. Ничего особенного, плантация как плантация, не сильно
– Плантация – нелегальная?
– Почему нелегальная? Легальная.
Я лишь краем уха слыхал от кого-то, что кокаин и его производные применяются в медицине, но как именно и для лечения каких хвороб – не имел представления. Как нельзя объять необъятное, так и нельзя быть настоящим энциклопедистом в наше время – элементарно свихнешься. Можно лишь нахвататься верхушек и удивлять людей своей эрудированностью, но кому это надо?
Летели еще час. Всех развлечений – загодя обработать себя репеллентом от москитов и разрисовать физиономию пятнами и полосами, а вообще было скучно. Вдобавок меня начало мутить. Не люблю летать на аппаратах, опирающихся на воздух не крыльями, а лопастями. Что-то в них не так. Таково мнение моего собственного аппарата – вестибулярного.
Естественно, мне меньше всего хотелось опозориться перед десантниками. Пришлось геройски терпеть. Не просить же гигиенический пакет, вызывая здоровый смех! Профессия клоуна всегда была выше моего понимания. Неужели этим странным нравится, когда над ними ржут? Но здесь, пожалуй, стали бы ржать и над теми, кто не желает казаться смешным, а просто слаб. Как раз это, наверное, и смешно всяческим хомбре, способным ломать кулаками стены и гнуть о шеи рельсы. Почему слаб? От природы? Быть того не может. Не иначе патологически ленив или занят какой-либо недостойной мужчины ерундой. Ну не смешон ли такой тип? Бу-га-га!..
Интересно, что эти здоровяки будут делать в старости, когда их кожа сморщится, в пальцах поселится дрожь, сосуды попортит склероз, а в почках заведется минералогия? Когда ослабнет зрение, суставы познакомятся с ревматизмом, и возникнет по язве на каждом персте двенадцатиперстной кишки? Конечно, они найдут себе занятие по душе, Экипаж предложит им либо заслуженный отдых, либо много разных дел на выбор, но как изменятся их мысли насчет того, что есть настоящий мужчина и настоящий человек? Загадка…
Разгадать эту загадку я не успел. Кто-то из десантников вскрикнул, и тотчас грохнуло так, что я на время оглох и начисто забыл о тошноте. Вертолет как будто наскочил на препятствие и, обидевшись, расхотел быть летательным аппаратом, а я потерял точку опоры. Что-то пронзительно скрипело, с хрустом сминался металл, мелькнули в иллюминаторе кувыркающиеся обломки, в большую дыру ворвался ветер. А потом, медленно кренясь и совсем нелогично вращаясь, «летающий вагон» клюнул носом и начал падать на деревья.
Дементий орал мне прямо в ухо – я не слышал его. Наверное, он хотел сообщить мне, что с моей стороны самым разумным будет вцепиться во что-нибудь и держаться изо всех сил наподобие приросшей к камню устрицы. Очень возможно, что он был прав. Увы – я не понял его, а если бы и понял, то все равно не послушался бы. Я просто-напросто оцепенел – как та устрица. Не от страха, нет. Для страха еще не пришло время. К тому же устрицам страх неведом.
Завоняло горелым, и мне это не понравилось. Я уже готов был начать шевелиться, потом дергаться, выпучивать глаза, вопить и проделывать все те штуки, какие, по мнению киношников, обязательно должны предшествовать неотвратимой гибели персонажа. Может быть, не знаю. У меня просто не было на это времени, потому что как раз в этот момент машина с ужасающим треском рухнула на деревья.