Запруда из песка
Шрифт:
Утром Фрол обнаружил: Терентий не спит, а тихо мается, держась обеими руками за живот. Терентию было худо. Он попытался встать, и его вырвало.
Целую минуту Фрол хлопал глазами, пока не сообразил разбудить остальных. Еще целый час понадобился, чтобы понять: Терентию не станет лучше. Это не отравление вчерашними консервами. Это «острый живот» – Фрол краем уха слыхал о таком термине. Слыхал и о том, что хуже нет, когда эта напасть прихватывает человека, обретающегося вдали от врачей и больниц.
Двое-трое были озабочены, как и Фрол. Остальные радовались: тому, что на остатках
В этом они ошибались. Свободы вам? Дудки. Наверное, впервые в жизни Фрол по-настоящему «завелся». Наорал. Пригрозил. Смазал по уху нытика, отвесил хорошего пинка лентяю. Заставил шевелиться.
– Строим два плота, понятно? Первый – маленький, из трех бревен. Это для меня и Терентия. Надо его в больницу. Потом стройте для себя второй плот. Старший в команде… ну вот ты. Дело серьезное. Кто будет отлынивать, потом пожалеет, ясно? Не слышу!
– Ясно…
– За мной!
Свалить толстую сосну ленточной пилой само по себе не так-то просто, а надо было еще распилить ствол на три бревна, дотащить их до реки, спустить на воду так, чтобы не уплыли, связать… Солнце уже стояло высоко, когда Фрол отчалил. Он сидел на плоту верхом, свесив в воду босые ноги, и правил длинным шестом. Посередине плота, закатив глаза, тихо стонал Терентий.
Он не умер, несмотря на перитонит. Часа через три осатаневший от борьбы с неповоротливым плавсредством на крутых речных меандрах Фрол увидел впереди заводь, а за ней деревню. Терентия немедленно и без возражений увезли на первой же частной машине, потому что какому же члену Экипажа охота сполна ощутить на себе действие наименее приятных параграфов Устава? Фрол остался. К вечеру подгребли и остальные.
В школе Фрола сдержанно похвалили. «Типичная особь бета, – было записано в его личном деле. – Хорош на подхвате. В случае необходимости может взять на себя роль лидера и успешно справиться с ней, но лидерства избегает».
Если бы Фрол увидел эту запись, он, наверное, вознегодовал бы: какая еще особь бета? Почему бета? И тогда ему, возможно, объяснили бы на доступном уровне, что он хорошо устроился. Во-первых – не омега и даже не гамма. Во-вторых, на альфу он не тянет, альфа – это Терентий Содомейко. А в-третьих, быть бетой выгодно. Особь бета лишь чуть ниже альфы по рангу, а успевает в жизни куда больше, ибо не особенно борется за лидерство и не ответственна за безопасность стаи. Альфам больше позволено, но зато и достается им по полной программе. Альфу-бабуина съедает леопард. Радуйся, парень, что ты не альфа!
Примерно так могли бы – чисто в теории, конечно, – объяснить Фролу, кто он такой. Но он и в глаза не видел своего личного дела, а потому никто ничего ему не объяснил. Просто-напросто продолжилась школьная жизнь, иначе именуемая обучением перспективных резервистов, а чаще просто службой.
В сентябре курс выживания в лесах повторили, усложнив задание: не просто выбрести к каким угодно людям, а выйти в указанную точку, пройдя более ста километров. Дали командира
Так думалось семь дней. А на восьмой Фрол слег с жутким ознобом и адской головной болью. Ртуть прыгнула вверх так резво, будто хотела выскочить из градусника на волю. Удивленная медицина диагностировала энцефалит летне-осенний, он же комариный, он же японский. Удивляться было чему: прежде эта зараза никогда не покидала Дальнего Востока, а вот поди ж ты – объявилась на Русской равнине. Что тут сказать? Только то, что чудеса иногда случаются, и не всегда приятные. Впрочем, кому как. На медицинский нонсенс радостно набросились инфекционисты, настрочив в итоге кучу статей и инструкций. Единственный, кому было решительно наплевать на то, что его случай войдет в анналы, был сам Фрол.
Но энцефалит – он и в Африке энцефалит, и лечить его известно как. Трижды в день злодей в белом халате колол Фрола толстой иглой, вводя за раз полный шприц. Приготовившийся было помирать и не очень жалевший о том, Фрол с удивлением понял: он выздоравливает. Жар спадал, боль в голове рассосалась, только мысли путались.
Странные то были мысли, если они вообще попадали под определение «мысли». Сны наяву? Видения? Может быть. Фрол не знал, что с ним происходит и к добру ли это. Он просто болел, точнее, выздоравливал. Это ведь лучшее, чем может заняться больной, не так ли?
Но внутри него что-то происходило.
5. Реинкарнация
Познай самого себя.
– Легче тебе от этого будет? – спросил Атос.
В тот год среднерусское бабье лето оборвалось, как отсеченное бритвой. Три дня валил снег и превратил Тверь в подобие Чукотки. К югу не тянулись – суматошно мчались косяки перелетных птиц, ошалевших от такого свинства со стороны природы. На полуголом тополе каркала, протестуя, растрепанная ворона и уже час не могла успокоиться. Внизу под окном снегоуборочная машина жевала сугроб. Мухи в домах и те сдохли.
Фрол смотрел в окно и видел совсем другой снег – ровное белое поле на месте широкой замерзшей реки, впадающей, как он точно знал, в недалекое замерзшее море, заснеженные речные острова, шапки снега на торчащих тут и там гранитных валунах, на дощатых крышах крепких поморских изб, на лапах столетних елей. Виделись лодки, вытащенные на берег, и очень широкие в бортах деревянные суда, вмерзшие в лед. Фрол откуда-то знал, как они называются: кочи. Он понятия не имел, из каких глубин памяти внезапно всплыло это слово. Да и хранилось ли оно там?