Запуск разрешаю! (Сборник)
Шрифт:
— …Так выпьем за женщин. Они нас в… они нас д…
Внезапно Валерий Семенович схватился левой рукой за сердце. Из правой выпустил фужер. Медленно опустился на стул и умер.
Через несколько дней на поминках возник спор.
— Он хотел сказать «Они нас в…» — вдохновляют, — утверждали женщины…
— «Они нас д…» — доконают, — не соглашались мужчины.
Может быть, Валерий Семенович все это слышал. Там, наверху. Во всяком случае, он, как всегда, мягко и задумчиво улыбался. С черно-белого портрета
«Да, — думаю, возвращаясь из кафе, — нелегко давались Валерию Семеновичу его печальные хлопоты. Может, на этом и подорвал здоровье. И то сказать, триста человек в коллективе. И каждый норовит „сыграть в ящик“ вне очереди, без графика и предварительного согласования. Многие несознательные зачастую уходят аккурат в праздничные дни. Есть эгоисты, которые „дают дуба“ вообще где-нибудь в командировке. За тысячу километров от родного коллектива. Потом возись с ними. Доставай цинковый гроб, запаивай, договаривайся с железной дорогой или авиацией…»
Организация похорон в нашем государстве по-прежнему дело непростое. Тысяча сложностей. Масса досадных мелочей и нестыковок. Одно объявление в морге чего стоит: «Зубы из ценных металлов отдаются только близким родственникам или по доверенности, заверенной нотариально!»
«И кто же, — думаю, — выдает такую доверенность? И когда?»
Многое в этом деле непонятно. Не ясны традиции и церемониал. Нет расторопных гробовщиков и надежных могильщиков. Не хватает настоящих профессионалов. Всюду любители. Впрочем, чему удивляться? Мы с ними встречаемся каждый час в повседневной жизни. Отчего же им не быть на кладбище?
Домой в тот вечер вернулся подавленный и усталый.
— Пап, ужинать будешь? — спросила дочь-третьеклассница, — давай разогрею.
— Не надо. Я поел немного. На поминках.
В тесной прихожей снял мокрый плащ. Повесил кепку. В зеркале увидел траурную повязку, забытую на рукаве. Начал стаскивать ее одной рукой.
— Пап, а что едят на поминках?
— Как обычно, кутью, первое, второе, кисель…
— Что такое кутья?
— Ничего особенного. Каша с изюмом.
Я прошел в гостиную. Устало опустился в кресло.
— А я думала, подают любимые блюда покойного…
— В этом был бы хоть какой-то смысл, — отвечаю рассеянно.
— И еще неплохо, если бы на похоронах звучала любимая музыка усопшего, — сказала дочь.
— Да, вероятно, ему было бы приятно.
Я никак не мог выйти из подавленного состояния. Чтобы поднять настроение отцу, Аня захотела сказать что-то хорошее. Она подошла. Встала рядом. Облокотившись на кресло, склонилась надо мной. Пообещала торжественно и серьезно:
— Пап, когда ты умрешь, мы с мамой угостим всех родственников и друзей твоей самой любимой едой.
— Какой же?
— Пивом, воблой и рыбными консервами.
— Хорошо, — говорю без энтузиазма, но на всякий случай решаю уточнить детали. Когда еще придется обсуждать эту грустную
— Разумеется, — соглашается дочь. — А еще мы поставим твою самую любимую бардовскую песню.
— Какую?
— Ну, ту — задушевную, которую вы с друзьями часто поете — «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Согласен?
Мой дядя
После летучки ко мне подошел Фрайман. Сказал мягко, вполголоса:
— Сергей, не хотел говорить при всех. Тема деликатная. Речь идет о вчерашней программе с участием фронтовиков.
— Кажется, передача вышла неплохая, — отвечаю.
— Все так, — согласился Фрайман. — Поступило много благодарных звонков от телезрителей. Это отмечено в журнале дежурств… Но мне звонили из отдела пропаганды. Рекомендовали больше не звать пораженцев на студию.
— Какие же они пораженцы? Настоящие герои. Большинство — рядовые. Солдаты. Рассказывают о войне честно, без прикрас.
— Не до такой же степени. Некоторые выступали так, что не вполне ясно, кто же победил в Великой Отечественной. Короче, я тебя прошу как главный редактор, будь аккуратней с подбором выступающих. Согласен?
Я не стал спорить. Тем более, один из участников передачи был мой дядя. Хорошо, что никто не знал. А то обвинили бы в разведении семейственности на государственном телевидении.
Мой дядя, ветеран войны, свои фронтовые рассказы начинал примерно так: «Бежали мы от фрицев как-то в Прибалтике…» или: «Помню, отступали мы широким фронтом под Харьковом» и еще: «Чесали нас немцы в хвост и в гриву летом под Смоленском». Сначала дядю, как боевого старшину, часто приглашали выступить в школы. Потом заявок на него стало приходить меньше. И, наконец, ввиду пораженческих высказываний дяди, они вовсе иссякли.
Но однажды, после долгого молчания, снова позвонили из школы. Честно сознались, что ветеран, которого пригласили на урок военно-патриотического воспитания, заболел. Попросили дядю рассказать о фронтовой жизни.
— Только, Андрей Андреевич, — взмолилась учительница, знавшая его по предыдущим выступлениям, — расскажите об атакующих действиях наших войск. Скажите честно, вы лично участвовали хотя бы в одном наступлении?
— Ни хрена себе, — обиделся дядя, — а как же я, по-вашему, добрался до Берлина? На ракете, что ли?
— Хорошо, хорошо, — учительница поспешила успокоить ветерана, — вот об этом и расскажите.
— О чем? — переспросил дядя.
— О том, как вы шли в наступление и били фашистов.