Зарево над предгорьями
Шрифт:
запел Стрельников и пошел вперед.
Весь мир голодных и рабов, —рванул ворот Копылов и, высоко подняв над головой гранату, шагнул за ним.
Кипит наш разум возмущенный Иподдержало сразу много голосов.
Перебегая от камня к камню, от дерева к дереву, стреляя и бросая гранаты, партизаны пошли в атаку.
Шурик продолжал играть.
Эсесовцы снова откатились.
Ночью каратели пытались подкрасться к пещере, но поднял тревогу Верный, и партизаны опять завязали бой.
Однако силы были слишком неравны. Пядь за пядью партизаны отходили к пещере.
— Плохи дела, капитан, — сказал Качко Стрельникову. — Одна надежда на «Батю». Если не подоспеет, погибнем.
— Все же попробуем прорваться, — проговорил Стрельников.
На рассвете Качко отобрал группу партизан и подземным коридором повел ее в обход.
На противоположном берегу озера расположился большой отряд эсесовцев. Прячась в кустах, между камнями партизаны поползли в гору. Их заметили. Началась перестрелка. Эсесовцы бросились в погоню.
С большими потерями группе Качко удалось уйти. Через два часа они подходили с тыла к наступающим на пещеру гитлеровцам.
Партизаны еще не видели врага, но по шуму боя определили, что происходит около пещеры. Вот особенно громко загорланили фашисты — значит, пошли в атаку. С новой силой вспыхнула стрельба. И вдруг, заглушая ее, донеслись новые звуки.
— Ура-а-а! — подхватили партизаны Качко. — «Батя»! «Батя» пришел!
Они бросились в атаку.
К вечеру от эсесовского батальона остались разрозненные группы фашистов.
Прошлой ночью румынский батальон в полном составе и более сотни немецких солдат сдались в плен русским, расследовать это происшествие в Серный ключ приехал фон Гарденберг.
Направив в гестапо арестованного командира румынского батальона и собственноручно расстреляв трех солдат, пойманных при попытке перейти к русским, Гарденберг собрался уезжать. В одной из комнат районного гестапо он ждал, пока подадут машину.
На окраине поселка захлопали выстрелы.
— В чем там дело? — закричал кто-то в коридоре, и послышалась беготня.
«Старый тюфяк! — подумал Гарденберг о районном шефе гестапо. — У самого под носом происходит чёрт знает что, а он все устраивает никчемные облавы. Поймают какого-нибудь столетнего деда, а патронов перепортят столько, что хватило бы на двухчасовой бой».
Обер-штурмбаннфюрер подошел к окну — и остолбенел. В черных бурках, с развевающимися башлыками за спиной вдоль улицы летели казаки.
Резкий звонок телефона
«Телефон! Вызвать подкрепление», — пронеслось в голове, и, схватив трубку, он закричал:
— Окружной шеф гестапо слушает!
— Господин обер-штурмбаннфюрер, — услышал он заикающийся от волнения голос коменданта станицы Саратовской, — вышлите подкрепление. Матросы. Рус…
Голос оборвался, послышался треск. Гарденберг крутил ручку телефона.
— Гей, фриц! — хохотнул кто-то в трубку и добавил малопонятные Гарденбергу выражения из морского диалекта.
Обер-штурмбаннфюрер рысью миновал мгновенно опустевшие коридоры гестапо и выбежал во двор. Вдалеке вспыхнула ожесточенная перестрелка. Гарденберг, переживший в августе сорок первого года рейд генерала Доватора, не обольщался надеждой, что налет казаков будет легко отбит. Он помышлял лишь об одном: убежать как можно дальше от этого поселка, где по его приказу замучены, повешены и сожжены сотни русских.
Во дворе он наткнулся на труп какого-то ефрейтора. Гарденберг торопливо натянул снятый с мертвеца костюм и нахлобучил на голову пилотку. Костюм был мал, руки торчали из рукавов, брюки обтягивали тело, как трико, но обер-штурмбаннфюреру было не до щегольства.
Растрепанный и страшный, вбежал во двор денщик Карл.
— Господин обер-штурмбаннфюрер, — закричал он, — нашу машину захватили русские!
До сознания денщика быстро дошел смысл маскарада.
— А как же я? — залепетал он. — Я как же? — Он тоже начал стаскивать с себя черный мундир.
«Попадем в плен — выдаст», — подумал Гарденберг.
— Наблюдай, не покажутся ли русские, — приказал он. — Я достану тебе армейскую форму.
Лишь только Карл повернулся спиной, Гарденберг выстрелил ему в затылок, как сотни раз вместе с этим Карлом стрелял в пленных.
Перепрыгнув через его тело, он бросился к горам.
РОДНОЙ ГОРОД
Советские войска втягивались в прорыв, образовавшийся в фашистской обороне. Впереди простирались широкие кубанские степи.
Бросая оружие, обозы и раненых, гитлеровцы стремительно откатывались к Таманскому полуострову в надежде спастись за воздвигнутыми в устье Кубани укреплениями, которые они называли «Голубой линией».
…Уже много часов подряд шли через станицу советские войска, но старики, ребятишки и казачки, выбежавшие навстречу первым колоннам, так и стояли вдоль улицы.
— Смотри, смотри, сибиряки! Стрелки! — слышалось в толпе.
— Партизаны! — пронесся еще более громкий крик.
Станицу проходил отряд Качко. Впереди, верхами на разномастных лошадях, одетая в парадные черные черкески, шла особая снайперско-разведывательная группа. Сияли два ордена Боевого Красного Знамени на груди у Вовки, орден Красной Звезды у Кати, поблескивали медали у Шурика, Измаила и Тони.
— Ура «Старику»! — закричала какая-то женщина, и толпа подхватила этот крик.