Зарождение мистического пламени

Бейли Кристин

Подумав о том времени, когда я летала на крыльях, я вспомнила ощущение света умирающего солнца на моей коже и прикосновение рук Уилла к моему лицу, когда он целовал меня, горячий, отчаянный и такой живой.

Я парила.

Теперь я дрейфовала.

Некоторое время мы плыли в дружеском молчании, прежде чем Дэвид снова заговорил.

— Что в нем такого? — спросил он. Повернувшись ко мне, он больше ничего не сказал. Луна сияла позади него, освещая его волосы серебристым светом и превращая его голубые глаза в неуловимую ртуть.

Мне не хотелось

отвечать. Я не была уверена, что знаю. У Уилла ничего не было, и все же он был готов отдавать. Он был осторожным и в то же время готов противостоять опасности. Он был весь в шрамах, но все же познал радость. В моем сердце горел его дух, и он наполнял меня теплом каждый раз, когда мои мысли обращались к нему. Когда мы с Уиллом были вместе, я чувствовала, что могу быть более собой.

Дэвид принял моё молчание и снова уставился на тёмный горизонт. Дэвид был загадкой. Я сомневалась, что знаю, что скрывается за этой холодной маской. Он был человеком не обмана, а иллюзии. Именно эта тайна поймала меня в свои сети, но тайна так быстро исчезает.

— Что во мне такого? — прошептала я.

Он взглянул на свою руку, лежащую на поручне, на перстень с печаткой на пальце, но ничего не ответил.

Я повернулась и пошла прочь от него, присоединившись к Альбрехту за пультом управления.

— Прекрасная ночь для полётов, — сказал он. Я не могла видеть его глаза сквозь очки, но улыбнулась тому, как его брови взгромоздились над ними, словно гусеницы очень большого мотылька. — Очень романтично.

Я смотрела, как указатель на карте медленно движется на север.

— Вы когда-нибудь были женаты? — спросила я, гадая, что за женщина взяла бы дорогого Альбрехта в супруги.

Он издал резкий лающий смешок.

— Жениться? Нет, нет, нет. Нет, я никогда не был женат.

— Полагаю, в молодости вы выглядели весьма эффектно, — сказала я, стряхивая капельки конденсата с края навигационной машины.

Альбрехт поднял очки и посмотрел мне в глаза.

— В моей жизни была только одна страсть, — он набрал полные лёгкие воздуха, выпятил грудь и с гордостью огляделся. Он похлопал по одному из колёс перед собой, затем взялся за вертикальное колесо у бедра и повернул его. Нос воздушного корабля поднялся к облакам, и он улыбнулся. — Некоторые призвания требуют слишком многого.

Мне казалось, что я должна была бы испытывать некоторую жалость или печаль к одинокому старику, но, наблюдая за ним там, у штурвала его корабля, я не видела ничего, что могло бы вызвать жалость.

— Но оно того стоит?

Он не отвёл взгляда от небес.

— Всегда.

Я шагнула на нос гондолы и посмотрела на воздушный шар, который поднимался в облака. Я протянула руку и ухватилась за одну из верёвок, привязывающих нас к шару. Она дрожала в неподвижном воздухе.

Где-то в океанских водах Уилл тоже двигался на север. Я не могла позволить ему умереть. Это убьёт часть меня навсегда. Я слегка сжала верёвку. Мы должны были успеть вовремя.

***

Ночь

тянулась бесконечно. Мы с Дэвидом по очереди обслуживали топку и спускались в трюм, чтобы сгребать топливо в приёмник, который подавал его в устройство тяги. Оттуда механизированный двигатель заправлялся топливом и весело пыхтел милю за милей.

Каждый раз, когда я проверяла стрелку, скользящую по карте, она, казалось, совсем не сдвинулась по сравнению с прежним положением, и все же она медленно ползла прочь от Лондона и неуклонно двигалась на север.

Чтобы скоротать время, дядя Альбрехт принялся распевать оперы. У него был грубый, но приятный голос, но даже он не мог заполнить долгие часы скуки. Это оставило меня наедине с моими мыслями. Я наблюдала за Дэвидом, пока он обслуживал двигатель, спускаясь в трюм, чтобы нагребать истощающееся топливо в приёмник.

Он вышел из трюма с темным пятном на щеке и лбу и посмотрел на светлеющее небо на востоке. В этот момент его притворство исчезло. В те моменты, когда он был настоящим и снимал маску, я могла видеть потенциал наших отношений.

Я сидела, прислонившись спиной к перилам, рядом с двигателями, и мои глаза все время закрывались. Вблизи топки было тепло, а у меня был очень длинный день. Дядя Альбрехт сделал ещё один глоток из своей фляжки с тоником и продолжал напевать себе под нос.

Дэвид поправил один из рычагов двигателя и сел рядом со мной.

— Рассвет уже на горизонте, — сказал он, положив руки на колени.

— Будем надеяться, — я откинула голову назад и закрыла глаза.

Возможно, я уснула, но только на мгновение.

***

Внезапно я проснулась как от толчка.

Небо стало намного светлее. Мне пришлось прикрыть глаза от яркого света. Подняв голову, я поняла, что прижимаюсь к боку Дэвида, а его рука легко обвилась вокруг моей спины и покоилась на моем бедре. Его голова упала на грудь, и он слегка похрапывал. Я чувствовала тепло его тела на своей щеке и чувствовала запах его дорогого одеколона, смешанный с дымом от окружающего меня огня.

Я оттолкнулась от него, пытаясь привести в порядок юбки и встать на ноги. По всей длине гондолы прокатился тревожный скребущий звук.

Облака, казалось, были очень высоко в небе.

О нет.

«Дядя Альбрехт».

Я бросилась к старику, сидевшему в кресле пилота на носу корабля. Как я дошла до него, он издал собственный громкий храп. На возвышающемся холме высились большие сосны. Мы направлялись прямо к ним.

— Дядя Альбрехт! — взвизгнула я.

Он резко проснулся и тут же схватился за руль, моргая.

— Was, was ist los?⁵

Я схватилась за навигационную машину, когда глаза дяди Альбрехта расширились. Произнеся весьма недвусмысленную фразу по-немецки, он яростно закрутил колёсики управления.