Зарубежная литература XX века: практические занятия
Шрифт:
Протестом был и ее отказ печататься. Она не хотела грязнить чистое знамя поэзии отношениями с книгопродавцами, не хотела в угоду тогдашним литературным вкусам «приглаживать» свои стихи, чтобы их публиковать: «Пусть останутся мои стихи босоногими», – говорила она. Э. Дикинсон была бунтаркой по природе, хотя бунт ее имел особое свойство и проявлялся в стоическом неприятии того, что она считала для себя чуждым.
Жизнь поэтессы предстает исключительно бедной внешними событиями, даже в плане сугубо личном. Вот как она об этом писала: «У меня был друг детства – который научил меня искать – Бессмертия. Но сам он – не вернулся из этих Поисков. Затем я нашла еще одного Друга – но я не удовлетворила его как ученица – и он покинул – Страну».
За лаконичными
Когда Чарльз Вордсворт в 1861 году переехал в другой штат, для Эмили Дикинсон началась пора ее «белого избранничества» (она облачилась в белое и до конца жизни замкнула себя в стенах своего дома). Биографы гадают, что же это значило – цвет «королевского траура» (как известно, траур королей белый) или «невестин белый цвет» ожидания (новая встреча действительно состоялась, но только через двадцать лет)? Вероятнее всего, что отъезд Вордсворта явился лишь толчком. Затворничество, в котором Эмили Дикинсон лелеяла свою неосуществимую любовь, было попыткой построить некую альтернативную вселенную в этом будничном, приземленном и ординарном мире. Не случайна обмолвка поэтессы о «Стране», которую «покинул Друг». Надо сказать, что ей удалось построить свой, самодостаточный мир: это ее поэзия.
О произведениях
Как и в стихах прямых предшественников Дикинсон – пуританских поэтов Новой Англии XVII – XVIII веков, исключительное место в лирике Э. Дикинсон занимает Библия. Исследователи, взявшиеся выделить «библейские» стихотворения поэтессы, обнаружили, что это практически весь корпус ее творчества; даже тексты, в которых не упоминаются события и персонажи из Библии, так или иначе с ней соприкасаются.
Огромное количество стихов Э. Дикинсон непосредственно базируется на Писании. Она постоянно ведет в них разговор с Богом: обсуждает отдельные эпизоды истории народа Израиля, характеры героев, царей и пророков, демонстрируя при этом вовсе не пуританскую независимость суждений. Так, например, ей «кажется несправедливым, как поступили с Моисеем», которому дали увидеть Обетованную Землю, но не дали туда войти. Бог для нее Отец любящий, но иногда излишне строгий, она же – не всегда покорная дочь, стремящаяся во всем разобраться самостоятельно и дойти до самой сути.
Темы других, не столь многочисленных, как «библейские», стихотворений Эмили Дикинсон – это извечные темы поэзии: природа, любовь, жизнь, смерть, бессмертие. Отличительные черты ее лирики – своеобразие трактовки, которое заключается в органическом взаимодействии обыденного и философского планов; главенствующее место, которое занимает вопрос бессмертия; а также непривычная в литературе XIX века форма выражения. Вот очень характерные для Э. Дикинсон стихотворения:
УмиралиБессмертие у Дикинсон – это не посмертная слава, которую обычно имеют в виду поэты и на которую она, даже не публиковавшая своих стихов, явно не рассчитывала, так же как смерть для нее не конец всего и полная безнадежность, ибо вера в Спасителя обеспечивает «жизнь вечную». Своеобразно и ее понимание любви: это не чисто духовный союз, как в поэзии большинства романтиков, но и не просто плотская связь, а и то и другое, и еще нечто третье – небесное откровение. Собственно, это глубоко христианская трактовка любви, включающей в себя различные оттенки, всеобъемлющей и самодостаточной, подобной любви к Богу.
Все коренные поэтические понятия обретают у Эмили Дикинсон свой первозданный, религиозно-философский смысл. Вместе с тем эти понятия для нее не абстракция, а что-то вполне действительное и конкретное. В ее стихотворениях, как правило, очень коротких, посвященных повседневным жизненным явлениям (утро, цветок клевера, колодец в саду), обязательно присутствует второй, философский план. Поэтому любая мелкая подробность обихода приобретает под пером автора особое звучание, особый вес:
Колодец полон Тайны! Вода – в его глуши — Соседка из других Миров — Запрятана – в Кувшин.В творчестве Эмили Дикинсон выразился тип сознания, сложившийся под воздействием пуританской духовной культуры. К этому источнику и восходят отмеченные особенности ее лирики. Долговременное и мощное воздействие Библии на несколько поколений предков Э. Дикинсон как бы впечатало библейские образность, стиль и слог в генетический код поэтессы. Атмосфера еще недавно пуританской Новой Англии, Массачусетса, Амхерста и отчего дома довершили формирование ее духовного мира.
К Ветхому Завету – Песне Песней, книге пророка Исайи и Екклесиасту, к Апокалипсису – восходят ее тяга к гиперболам, сложные метафоры, вокруг которых строятся целые стихотворения, ее катастрофические образы и накал чувств – экстатическое упоение либо «кипящая печаль», как она это называла. Многие стихи Э. Дикинсон внешне напоминают верлибр, однако в их основе лежит традиционная метрика пуританских церковных песнопений, с их произвольным чередованием строк, содержащих шесть либо восемь слогов (что не всегда можно отразить в переводе):
Нарастать до отказа как Гром И по-царски рухнуть с высот — Чтоб дрожала Земная тварь — Вот Поэзия в полную мощь И Любовь — С обеими накоротке — Ни одну не знаем в лицо. Испытай любую – сгоришь! Узревший Бога – умрет.Однако новоанглийское пуританство преображено здесь романтическим мироощущением, доминировавшим в американской поэзии на протяжении всего XIX века. Свет, легкость, ирония окрашивают даже самые глубокие стихи-размышления Э. Дикинсон, поэтому они – не философские трактаты и не проповеди, а почти всегда немножко игра: