Зарубежная политическая лингвистика
Шрифт:
В настоящей книге представлена статья, которая ранее была опубликована в сборнике «Известия Уральского государственного педагогического университета. Лингвистика. Выпуск 17» (Екатеринбург, 2005).
Образы Европы в современных национальных политических дискурсах (на примере антропоморфной метафорики)
«Каждый век имеет свою специфическую политическую мелодию», – заметил О. Розенштокк-Хюсси [Розенштокк-Хюсси 1999]. В политических дискурсах мира конца XX – начала XXI в. «европейская мелодия» стала символом глобальных перемен в мире, а для стран, вышедших из-под влияния СССР, она зазвучала как национальный культурно-политический гимн. Идея «возвращения в Европу» пронизала все области национальной жизни на постсоветском пространстве: она стала категорией политического, социального, культурного и нравственного порядка. Иными словами, о географическом, историческом и культурном пространстве, называемом Европа, можно говорить сегодня как о концептуализированном в современном политическом
Специфика ментального объекта, стоящего за именем Европа, состоит в том, что он исходно многомерен и допускает множество интерпретаций [Апанович 2002]. В политическом дискурсе это имя выступает в значении, метонимически связанном с названием континента, и обозначает государственные и военно-политические образования, находящиеся на территории Европы. В зависимости от контекста под имя Европа попадают все европейские страны; государства Западной Европы; Европейский Союз; военный блок НАТО. Все эти номинации, связанные отношениями синекдохи, принадлежат к категории «общество», и к ним применима метафора «Общество есть личность» [Кобозева 2001]. Эта метафорическая модель позволяет переосмыслить политические события, происходящие в странах Европы, в терминах человеческих мотиваций, характеристик и деятельностей. Именно поэтому Дж. Лакофф и М. Джонсон назвали олицетворение «самой онтологической метафорой» [Lakoff, Johnson 1980: 33].
Согласно когнитивной теории метафоры [Lakoff 1993] метафоризация основана на взаимодействии двух структур знаний – когнитивной структуры «источника» (source domain) и когнитивной структуры «цели» (target domain). Область источника – это более конкретное знание («знание по знакомству», по определению Б. Рассела), представленное в виде образа. Сфера цели – менее ясное, менее определенное знание, в нашем случае оно представлено неоднородной денотативной зоной, включающей в себя «старую» и «новую» Европу, т. е. страны Западной Европы, составляющие ядро объединенной Европы (Kerneuropa), а также страны Центральной и Восточной Европы («евроновички»). Два последних региона в западноевропейском и российском политическом дискурсе часто совмещаются и даже отождествляются по фактору недавнего членства в европейских структурах, но с точки зрения политической и культурной истории между Центральной и Восточной Европой есть явные различия. Государства Центральной Европы многие столетия существовали как земли Австро-венгерской короны. «Аграм, Любляна, Будапешт, Краков и Прага, – писал в «Великих революциях» О. Розенштокк-Хюсси, – австрийские города» [Розенштокк-Хюсси 1999: 496–497]. Государства Восточной Европы в Австро-Венгерский Союз никогда не входили. После II мировой войны первые образовались как государства социалистического содружества, вторые вошли в состав СССР.
Каждая из зон различается по уровню сформированности демократических институтов, по экономическим, социальным и другим показателям. Значительные отличия наблюдаются и в сфере ментальности. «Европейскую цивилизационную матрицу составляют христианские ценности, но в ней можно выделить большие зоны специфичных культурных менталитетов, таких, например, как западно-, центрально-, и восточноевропейский, из которых особым образом выделяется балканский менталитет» [Лепавцов 1995: 195]. Разница менталитетов, политических традиций и экономических возможностей создают внутри нового геополитического пространства – ЕС – неоднородное смысловое поле, которое условно может быть представлено в виде триады: Западная Европа, Центральная и Восточная. Таким образом, государства Центральной и Восточной Европы, одновременно вошедшие в Европейский Союз, представляют собой разные политические, экономические и культурные сегменты последнего.
Осмысленная в терминах метафорической персонификации обозначенная триада может быть представлена следующим образом: «Западная Европа – это личность 1», «Центральная Европа – это личность 2», «Восточная Европа – это личность 3». Появление психологического конструкта «личность» в отличие от «человек» указывает направление дальнейшего исследования. Исходной посылкой для их дифференциации является мысль о существовании врожденных или благоприобретенных (сложившихся под воздействием социальных условий жизни) относительно устойчивых свойств (черт), которые выступают причиной поведения человека. Совокупность этих характеристик и есть личность, а их модификации и комбинации определяют типологию личности [Клонингер 2003]. Очевидно, что в исследовательском ключе для понятий однородной семантической области «личность», составляющих когнитивную структуру «источника» метафоризации, важными окажутся те характеристики, которые позволят говорить о дифференциации «личностей» 1, 2, и 3.
Иными словами, цель предлагаемой статьи состоит в том, чтобы по метафорическому следу воссоздать образы разных регионов объединенной Европы. Представляется, что обозначить, хотя бы контурно, в каких категориях оценивается новая Европа изнутри, то есть в европейских политических дискурсах (в том числе русском латвийском), и извне, то есть в дискурсе России, означает приблизиться как к пониманию новой формирующейся политической картины мира, так и к пониманию национальных логосфер – коллективных форм мысли и речи – в начале нового тысячелетия. Материалом для исследования послужили метафоры анторопоморфного кода, извлеченные из российских и русскоязычных латвийских СМИ за период с 2000 до конца 2005 г., а также корпус метафор из европейских политических дискурсов за тот же период.
Сравнение и противопоставление европейских регионов в русле персонифицированной метафорики
В связи с тем, что оценочные экстремумы двукомпонентны (Мягкова 2004) (полюса оценок задаются с помощью вербальных антонимов), денотативная трехкомпонентность объекта исследования приводит к проблеме интерпретации среднего члена триады. Он, как правило, тяготеет к одному из полюсов и получает соответствующие оценочные характеристики с индексами «почти» и «скорее».
Конкретное рассмотрение оценочных характеристик начну с определяющего в смысловом отношении фактора физической оценки, включающей указания на возраст. Политический возраст европейских государств нового тысячелетия определяется временем их вхождения в Евросоюз. Нейтральная семантическая оппозиция старые / новые члены ЕС при метафорической развертке оказывается гораздо более содержательной в эмоциональном плане. Метафорические определения стран Западной Европы как евростарожилов, евроаксакалов, евромудрецов несут в своих коннотациях знак уважения и признания заслуг «старой» Европы. Русское уважительно-шутливое старушка Европа коррелирует с немецким die Ami / Omi Europa, а также ласкательным именем Altchen и синонимичным Eherfrau.
Возраст «евроновичков» и «евроновоселов», к которым причислены страны Центральной и Восточной Европы, в 2004 г. вошедшие в Европейский Союз, оказывается весьма небольшим. Приобщившиеся к «большой» Европе (вступившие в НАТО) двумя годами раньше государств Балтии Польша, Чехия, Венгрия и Словения в русском, материковом и островном, политическом дискурсе названы стремительно взрослеющими: Успех европейской экономики создается сегодня быстро взрослеющими Чехией, Польшей, Венгрией, Словенией (Вести, 2004). В терминах метафоры зооморфного кода эти государства названы голубыми тиграми, быстро развивающимися под флагом Евросоюза (АиФ, 2005). Признание усилий, совершаемых этими странами в деле развития демократии и экономики, рождает уважение, и это моментально фиксируется российским и западноевропейским политическим дискурсом. Формирование положительного образа центральноевропейских государств стало первоочередной задачей и самих национальных mass media, логическим продолжением национальной идеи «возвращения в Европу». Накануне вступления Чехии в Европейский Союз в новогоднем обращении Президент Чешской Республики В. Клаус сказал: Год 2004 будет годом вступления Чешской Республики в Европейский Союз… С этой минуты закончится формальный государственный суверенитет Чешской Республики, поскольку мы станем частью постоянно расширяющегося и приобретающего все больше правомочий европейского наднационального целого… Попытаемся стать сильнее, преодолев… свои традиционные разногласия и взаимное недоверие… С таким пониманием ситуации и чувством собственного достоинства постараемся сотрудничать с партнерами по Евросоюзу как равные с равными. Попытаемся не жаться в уголке и не прятаться за других (Lid. Nov., 2004).
Создание положительного образа центральноевро-пейских государств в национальных СМИ может рассматриваться как целевой инструмент при формировании коллективной когнитивной установки (концептуальной схемы) «государства Центральной Европы – сегмент единого положительного образа Европы».
Совершенно иная в семантическом и эмоциональном плане картина вырисовывается в российском политическом дискурсе при обращении к третьему региону объединенной Европы – восточному, включающему Балтию. В силу определенных политических и геополитических причин, своего видения истории, дискриминационной политики по отношению к русским (русскоговорящим), проживающим в этих странах, несформированности демократических институтов, отсталой экономической системы и т. д. в этом дискурсивном пространстве действует негатив особой силы. Спектр характерологических предикатов подтверждает это: балтийские страны в русском политическом дискурсе названы «проблемными» новичками ЕС; политическими недорослями; резвящимися демократическими недоростками, испытывающими терпение «большой» Европы; евромитрофанушками. Образ капризного, заигравшегося в националистические игры ребенка частотен в российском политическом дискурсе при обращении к проблемам балтийского региона: Балтийские страны капризно канючат: «Да-а-айте игрушку, ну да-а-айте игрушку». Игрушка для них – признание Европой факта оккупации стран Балтии Россией (Труд, 2005). Семантика политической незрелости стран Балтии представлена и в других метафорических руслах, например: Глобальные тренды и готовность европейских военных структур к военно-террористическим актам обсуждали заслуженные страны-генералы, полковники, капралы, а также балтийский евроюгенд (МК, 2005).