Зарубежный детектив - 88

Хайд Кристофер

Гайер полистал блокнот.

— Прежде всего меня интересует, где вы провели последние два дня, подробнейшим образом. Потом я скажу вам, почему вынужден вас допросить.

Берн кивнул. Он готов ответить на все вопросы. Ведь иначе покоя не видать. К тому же крепкий кофе несколько взбодрил его.

Гайер слушал, время от времени переглядываясь с лейтенантом Фогелем; особенно он насторожился, когда Д. Б. заговорил о Лейпциге.

— Я получил увольнение, — рассказывал Берн, — и, съехав вместе со всеми на берег, поспешил на вокзал, на лейпцигский поезд.

На

слове «лейпцигский» он опять запнулся. Догадываясь, что, видимо, есть какая-то связь между ним, этим городом и обер-лейтенантом, раз он специально прислан сюда.

— Когда вы были в Лейпциге?

— Я успел на поезд около полудня, значит, примерно в десять вечера был в Лейпциге и поехал прямо к моей квартирной хозяйке.

— К квартирной хозяйке? Как это понимать?

— Студентом я шесть лет прожил у нее. И оставил комнату за собой, так что во время отпуска у меня всегда было где остановиться.

— Родственники?

— Никого. Родители погибли в дорожной аварии, когда я еще учился. Вы это имели в виду?

Гайер кивнул и попросил его продолжать.

— Хозяйку я дома не застал. Адрес: Эрих-Ферль-штрассе, сто шестнадцать, второй этаж, налево. Но вы, наверно, уже знаете?

— Что вы делали дальше?

— Ладно, расскажу, раз такое дело. В Лейпциге у меня с некоторых пор есть одна знакомая, а поскольку я месяц с лишним был в плавании, то мне захотелось поскорее ее увидеть. Это предосудительно или, может., наказуемо?

Лучше бы ему не лезть в бутылку, подумал Гайер. Он чувствовал, что разговор подходит к самому главному. Все в нем напряглось, он готов был схватить малейшее движение, малейшую дрожь в голосе, малейшее промедление, малейшее подрагивание пальцев.

— Как зовут вашу знакомую?

— Это важно?

— Не исключено, что да.

— Ладно, в таком случае ее зовут Гальбах, Лора Гальбах, она медсестра в университетской хирургии. Профессия хорошая, только зачастую связана с ночными дежурствами, и всегда некстати.

Берн едва заметно усмехнулся своим мыслям. Гайер кое-что записал.

— Как вы узнали про дежурство?

— Очень просто: позвонил в общежитие, и мне сказали, что Лора буквально только что ушла на работу.

— С кем вы говорили?

— Не помню. Девушка назвалась, но я забыл имя. Это имеет какое-что значение?

— И что же вы делали потом?

— Да, собственно, ничего особенного. Принял ванну, подождал хозяйку. Решил позвонить Лоре в отделение, договориться о встрече на следующее утро. Я ведь тоже устал, накануне мы чуть не всю ночь праздновали, отмечали день рождения старпома.

— И вы ей позвонили?

— Да и нет.

— Что вы имеете в виду?

— Обстоятельства изменились.

— Вот как?

— Я получил телеграмму. Из Ростока. Срочный вызов на корабль.

— По какой причине?

— У оставшихся на борту членов экипажа были отмечены случаи острого расстройства желудка. А вам известны санитарные предписания на сей счет?

Фогель согласно кивнул.

— Что же вы сделали?

— Как

мы с вами увлеклись этой игрой в вопросы и ответы! Я на все вопросы отвечаю подробнейшим образом, хотя так и не знаю, какова их цель… Что я, стало быть, сделал… Быстро позвонил Лоре. Потом вывел из гаража «трабант», съездил в клинику, сказал ей «здравствуй» и тут же распрощался, а после сломя голову рванул по автобану в Росток. Около семи был в порту, а затем все время на корабле.

— В котором часу вы звонили фройляйн Гальбах?

— Не помню уже.

— А в клинике когда были?

— Должно быть, около полуночи.

— Где вы встретились с фройляйн Гальбах? В отделении?

— Нет, я не хотел давать повод дурацким сплетням. Мы встретились у черного хода.

— У какого черного хода?

— Ну, со стороны парка. Там как раз исследовательская лаборатория.

— Вы долго разговаривали с фройляйн Гальбах?

— К сожалению, минут пятнадцать, не более. Мне надо было ехать, я и так уже слишком застрял. Мы договорились встретиться в эту субботу в Ростоке. Но зачем я вам это рассказываю?! В конце концов, это мое личное дело.

Гайер понимал: вот он, решающий момент. До сих пор все было ясно и логично. Но ведь на то и расследование, чтобы внести полную ясность, окончательно и бесповоротно.

— А после этого вы сразу поехали в Росток?

— Да, моя машина стояла на Листштрассе.

— Что-нибудь особенное вам запомнилось?

— Нет, а что?

— Фройляйн Гальбах заперла за вами дверь?

— Да, на два оборота. Я четко слышал.

— В самом деле слышали?

— Конечно. Во-первых, ночью очень тихо, во-вторых, я еще немного постоял у двери, сигарету закуривал.

— Больше вы ничего не слышали?

— Нет.

— Подумайте хорошенько.

— Нет, ничего, разве только вот что: мне показалось, Лора опрокинула стул — что-то упало.

— Свет не горел?

— Нет, она не стала включать, ведь вообще-то ей полагалось быть в отделении, на дежурстве. Поэтому она воспользовалась карманным фонариком.

— У вас не возникло желания помочь ей? Ведь когда слышишь, что кто-то…

— Возникло. Но я увидел, что фонарик двинулся дальше, к отделению.

— Не помните, когда это было?

— Между четвертью и половиной первого.

— Какая точность!

— В машине я сразу посмотрел на часы. Было ровно двадцать шесть первого.

Гайер лихорадочно размышлял. Допустим, Берн сказал правду и все именно так и случилось, но, с другой стороны, кто поручится, что преступление — не его рук дело? Вот заболевания на борту «Планида» — это факт. А вдруг он их подстроил? К примеру, на старпомовском дне рождения. Чтобы обеспечить себе алиби. Изощренный ход, даже слишком. На него не похоже. А на кого похоже — взять и хладнокровно совершить убийство? Ни одной возможности нельзя исключать. Гайер злился, в медицине он мало что смыслил и сейчас испытывал острую нужду в консультации специалиста, но — увы! — времени не было.