Зарубежный детектив

Стееман Станислас-Андре

— Нет, я задержался, встретив на перроне старого товарища по учебе, который уезжал за границу.

— Каким образом вы вошли в дом Сантера? Видимо, через дверь черного хода?

— Да, я привык ходить там, чтобы не отвечать каждый раз на вопросы консьержа.

Месье Венс записал в блокнот часы следования поездов, на которых ехал Перлонжур, собираясь тщательно проверить его слова.

— А теперь, с вашего позволения, вернемся к убийству Нестора Грибба. Согласитесь, случай довольно странный, но почемуто всякий раз, как совершается преступление,

вы появляетесь там буквально через несколько минут… В тот момент я спрашивал вас об этом, однако вы отказались сказать мне, что привело вас к вашему другу. Вы заявили, что собирались поговорить с ним по личному делу. Вы и теперь не хотите отвечать на этот вопрос?

Перлонжур вздохнул.

— Мы с Сантером чуть не поссорились тогда из-за… из-за одной женщины. И в тот день я решил добиться окончательного объяснения с ним, что, впрочем, я и сделал двумя или тремя днями позже. Добавлю…

Казалось, он колебался.

— …что я не без труда решился на этот шаг. И в тот момент, когда я уже собирался войти в дверь черного хода, страх произнести непоправимые слова удержал меня, я прислонился к стене, чтобы еще раз обдумать положение, и… несколько минут, вероятно, провел так.

Аа! — молвил месье Венс. Молодой человек мог, конечно, провести эти десять минут совсем иначе, не так, как говорил. С другой стороны, ничто не вынуждало его к такому признанию, и, быть может, именно это обстоятельство послужило причиной того, что убийца Грибба — если он действовал соответственно выводам месье Венса, сделанным им в день убийства, — вынужден был бежать по крышам, не решившись из страха быть узнанным выйти через дверь черного хода и пройти таким образом мимо Перлонжура.

— Вы сообщили мне по телефону о возвращении Юбера Тиньоля, — снова заговорил детектив. — Что вы делали после того, как позвонили мне?

— Я остановил такси и попросил отвезти меня па аэродром.

— Я не заметил вас на летном поле.

— Ничего удивительного. Такси по дороге сломалось, и я потерял драгоценное время, пока искал другое. Когда я приехал на аэродром, толпа начала уже расходиться…

— Аа! — снова молвил месье Венс.

Не исключено, что молодой человек говорил правду, но отсутствие возможности найти свидетелей, которые подтвердили бы его слова, открывало широкое поле для всяческих подозрений.

— И вы, конечно, не запомнили номеров такси, на которых ехали к аэродрому?

— Конечно, нет.

— Что вы сделали, когда поняли, что приехали слишком поздно на встречу с вашим другом?

— Я вернулся к себе.

— На чем?

— На трамвае… Я… Я не очень богат, месье Венс.

— Это как сказать. Когданибудь вы станете очень богаты… если Богу угодно будет сохранить вам жизнь.

— Нет. С первой моей встречи с Сантером я выразил намерение отказаться от состояния моих друзей.

— Вас обязывает принять его пакт, который вы заключили пять лет назад.

— Ошибаетесь. Никто на свете не сможет обязать меня к этому.

— Такое бескорыстие производит, прямо скажем, приятное впечатление…

Ктонибудь видел вас, когда вы возвращались к себе в гостиницу в тот вечер? Вообще мог бы ктонибудь подтвердить ваши сегодняшние показания?

После долгого раздумья Перлонжур сказал:

— Нет, не думаю. Ведь обычно не заботишься о свидетелях, если не знаешь, что над тобой тяготеет подозрение…

— Стало быть, мне приходится верить вам на слово, а моя… профессиональная совесть решительно восстает против этого! Мне думается, я буду вынужден задержать вас в прокуратуре.

Перлонжур страшно побледнел.

— Вы хотите сказать, что… что собираетесь арестовать меня?

Месье Венс молча кивнул головой.

«Ничего не поделаешь! — думал он. — Конечно, вина его доказана ничуть не больше, чем вина Сантера, но мне совершенно необходимо держать одного из них под замком. Вот тогда и посмотрим, как поведет себя преступник, будет ли он и дальше убивать. В настоящее время никаким иным действенным средством, способным пролить хоть какой-то свет на это дело, я не располагаю. Месье Воглер, наверное, будет не слишком доволен… Но ничего не поделаешь!»

— Я настаиваю на своей невиновности, месье Венс! — сказал Перлонжур дрожащим голосом.

Инспектор наклонился к молодому человеку.

— Хотелось бы вам верить. Но увы! Вы слишком скомпрометированы в убийстве Жернико и Тиньоля, чтобы…

— Но Тиньоль, может, еще жив!

— Он мертв. Мне только что сообщили, что труп его найден в канаве возле дороги, ведущей к деревне С., расположенной в восьми километрах от аэродрома. Вашего друга увезли, видимо, на автомобиле, его похититель — возможно, шофер, — вместо того чтобы доставить его в город, свернул к деревне… Какаянибудь поломка послужила ему, верно, предлогом, чтобы высадить Тиньоля из машины, и ваш друг был, очевидно, убит на месте. Его убили двумя выстрелами из револьвера.

— Ужасно, — пробормотал Перлонжур. Выглядел он при этом подавленным.

— Итак, — продолжал месье Венс, — я, стало быть, сообщил вам, что вы чересчур скомпрометированы в случаях этих двух убийств, поэтому я не могу оставить вас па свободе. Я уж не говорю об убийстве Грибба…

Тон его несколько смягчился.

— И всетаки не волнуйтесь: у меня есть все основания думать, что если вы невиновны, то ваше заключение продлится недолго…

Перлонжур, казалось, внезапно смирился со своею участью.

— Хорошо! — сказал он. — Есть, правда, одна вещь, в которой вы не можете мне отказать, месье Венс: мне надо заехать в гостиницу, чтобы взять там кое-какие необходимые вещи и позвонить одному человеку, который… который мне очень дорог.

— Можете позвонить из моего кабинета. А за вашими вещами я пошлю полицейского, только напишите ему список, что вам требуется.

— Нет, — продолжал настаивать молодой человек. — Вы не можете отказать мне в этом!.. Если хотите, поедемте со мной. Я подумал, что, может быть, швейцар заметил, как я возвращался вчера вечером, и что если я сам спрошу его…