Зарубежный детектив

Стееман Станислас-Андре

— В котором часу фильм?

— Кажется, без четверти одиннадцать.

— Тогда идет.

— Хочешь, послушаем региональную программу?

У журналистов из Марселя наверняка еще не было времени подготовить репортаж о преступлении в долине Верпо. Впрочем, никто к Жардэ за справками по этому поводу пока и не обращался.

— Не стоит, — поморщился он, — чем раньше сядем за стол, тем лучше.

Легкий на контакт, доступный людям, комиссар умел, однако, тщательно ограждать свою личную жизнь от досужего любопытства, объектом которого в маленьком провинциальном городке неизбежно становится одинокий, привлекательный мужчина — ему едва перевалило за сорок, — к тому же необычной профессии. Конечно, ни для кого не было секретом, что живет он в верхней части Йера

в старом двухэтажном доме, окруженном со всех сторон, как броней, зарослями широколистного южного кустарника, что есть у него девятнадцатилетний сын, студент юрфака в Ла Гарде — небольшом городке между Йером и Тулоном. Однако никому, даже Бакконье, его ближайшему сотруднику, ничего не было известно о личной жизни комиссара. Вне службы Жардэ словно переставал существовать. Деловые встречи он назначал или у себя в комиссариате на улице Галлиени или в какомнибудь баре, в городе, но никогда — в своем доме, где жил с сыном с момента приезда в Йер, после смерти жены. Кухня, ванная, кабинет, две комнаты внизу и две комнатушки наверху, заставленные этажерками с книгами по праву, истории, несколькими романами и книгами о путешествиях. Этот домосед предпочитал совершать невероятные путешествия в своем воображении. Работа, увлекавшая и заполнявшая его как и в молодые годы, давала возможность переживать достаточно приключений и сталкиваться с самыми разнообразными людьми. Конечно, в таком тихом городке, как Йер, еще только приближавшемся к пятидесяти тысячам жителей, его деятельность сводилась все больше к расследованиям незначительных краж и дорожных происшествий, к бесконечным разбирательствам со всевозможными мелкими жуликами. Но именно эта будничная, повседневная работа вооружила его умением разбираться в людях, понимать их слабости, несчастья, а иногда — геройство. Эта способность не только не сделала его сухарем, а наоборот, научила подходить к людям философски, быть снисходительным. Человек ясного ума, Жардэ мечтал о непогрешимости правосудия, но разве сам он был безгрешен?

Если с сотрудниками он никогда не говорил о своих домашних делах, то в общении с сыном никогда не касался тем служебных. Поэтому Рафаэль удивился, когда отец вдруг сказал:

— Надо пораньше поужинать, возможно, нам придется коекуда съездить вдвоем.

— Съездить? Я же тебе сказал, что хочу смотреть передачу!

— Мы вернемся к этому времени, успокойся. Ты вот дома часто по вечерам отсутствуешь, просвети, устраивают ли Какие-нибудь гулянья в окрестных городках, помимо 14 и 15 июля.

— Гулянья? Не думаю. Захотелось фейерверк посмотреть? В здешних краях это жалкое зрелище!

— Другое. Я ищу карусель с деревянными лошадками, вроде тех, что существовали лет пятьдесятшестьдесят назад. С эдакими великолепными конями, музыкальным автоматом и прочее…

— Их давно посдавали старьевщикам, и те распродают коней поштучно! Уж не собрался ли ты покататься на карусели?

— Мне жизнь не надоела, — без улыбки ответил. Жардэ. — Плесника мне чуточку минеральной воды. И каплю вина.

Рафаэль сидел прямо на ковре, поджав ноги, и смотрел на отца. Жардэ с минуту звенел кусочками льда в стакане, а потом вдруг рассказал об убийстве в долине Верпо, конечно, в пределах того, что можно будет завтра прочитать и местных газетах. Объяснил он и то, зачем ему понадобилось найти карусель.

— Сомневаюсь, — вздохнул Рафаэль. — Может быть, эту карусель установят где-нибудь на площади в Лонде или Каркеранне, а, может, вообще повезут в Италию или Голландию. Тут не угадаешь! Погоди, а вдруг ее в Лунапарке установили, возле порта, среди других каруселей. Там их штук десять. Ручаюсь, ты об этом не вспомнил, а деревянные твои лошадки, возможно, как раз там.

— Тогда в путь!

— Ишь какой быстрый, я есть хочу!

Они спешно поужинали на веранде, защищенной от ветра и солнца невысокой стеклянной перегородкой. Веранда была вся во вьюнах, росших как попало, потому что у комиссара никогда не находилось ни времени, ни охоты ухаживать за ними.

Охлажденное эльзасское вино оказалось не таким уж прохладным, а кассуле чересчур горячим для летней

поры, зато фруктовый кефир был ледяным, и комиссар это оценил.

— Поедем на моей таратайке, — предложил Рафаэль. — Наверняка выиграем время. Предупреждаю, я не намерен пропускать передачу.

— Согласен, — ответил Жардэ, которому так не хотелось делать пируэты на узкой улице, чтобы вывести свою громоздкую машину из гаража.

Несмотря на поздний час, по шоссе тянулась нескончаемая вереница машин, возвращавшихся с пляжа. В Лунапарке народ штурмовал колесо обозрения, «адскую горку» и нестареющие толкающиеся электромобильчики. Рафаэль не без труда нашел место, чтобы поставить свою малышку машину, предварительно побуксовав в грязных лужицах, оставшихся от позапрошлой грозы.

Комиссар сразу окунулся в атмосферу, которую не выносил, — запах картошки, кипящей в масле, сахарной пудры, пыли, грохот балаганной музыки, нескольких оркестров и радио, слившихся воедино и старавшихся перекрыть друг друга. Но здесь было и то, что он любил — толпа, человеческий муравейник, куда он не раз нырял, охотясь за разным жульем, карманниками, хулиганами и просто драчунами, сводившими счеты.

— Пять франков за одну поездку на поезде или один круг на карусели! Не слабо небось заколачивают эти артисты, — сказал Рафаэль.

Шумливые подростки сгрудились у силового аппарата — они охотно разбили бы себе в кровь кулаки, лишь бы заставить стрелку подпрыгнуть повыше.

— На первый взгляд, — осматриваясь, произнес Рафаэль, — твоей карусели здесь нет.

Но карусель была здесь, чуть на отшибе, на противоположной входу стороне, сверкающая всеми гирляндами в такт размеренной музыке, напомнившей комиссару милое, далекое детство. Он подошел вплотную к старой карусели и с удовольствием стал смотреть, как она вертится, как шевелят гривами кони, величественно поднимаясь и опускаясь на медленном ходу.

— Такая карусель, поди, стоит целое состояние, — предположил Рафаэль. — Сомневаюсь, чтобы она приносила доход. На лошадках почти никого нет.

Действительно, несколько оторопелых ребятишек под присмотром родителей, развлекающих своих чад, явно томились на этих чересчур красивых, но слишком медленных деревянных тварях, с завистью посматривая на площадку с электромобильчиками, откуда доносились крики и смех.

Жардэ обошел карусель и увидел, что обслуживают ее всего два человека — пожилой мужчина и проворный парень, собиравший у пассажиров жетоны перед каждым новым кругом. И еще, в будочке по соседству, за стеклянной перегородкой с дыркой, через которую протягивали жетоны, восседала и, судя по всему, дремала женщина неопределенного возраста и неприметной внешности.

— Глянька на тетеньку! — показал Рафаэль. — Похожа на лошадку со своей карусели!

Первоначальным желанием Жардэ было подойти к женщине, но направился он почемуто к мужчине. Показывать удостоверение не было нужды. Тот охотно стал отвечать на вопросы:

— Были ли мы в Кро на днях? Еще бы! Мы собрали там весьма неплохую выручку! Я вам скажу, что как раз в маленьких городках — самый большой спрос на мою карусель! Не то что здесь! За этими нынешними каруселями, все более мудреными, разве угонишься? Подумать только, от ребятишек отбоя нет на том большом колесе, или на той штуке в виде сигары, на них они способны по полчаса крутиться вверх тормашками. Некоторых потом аж выворачивает, жалко смотреть! Если так и дальше пойдет — придется продавать карусель. Причем, заметьте, предлагают кругленькую сумму.

Жардэ хотелось прервать старика, но он знал по опыту, что тактически это было бы неверно — собеседник может, как устрица, захлопнуться в своей ракушке, и тогда из него слова не вытянешь.

Когда старик кончил поносить новомодные карусели, технический прогресс и современную жизнь вообще, комиссар спросил:

— А случается ли взрослым кататься на вашей карусели?

Несколько секунд человек с подозрением смотрел на него, но потом с некоторыми колебаниями произнес:

— Отчего же! Как правило, это родители, которые садятся рядом со своими малышами. Потому как некоторые мальцы по первому разу такой крик поднимают!