Заря цвета пепла

Свержин Владимир Игоревич

«Может, хозяин кельи? — подумал я. — При чем здесь время? Я совершенно никуда не спешу!»

В руке неизвестного хищно блеснул пистолет.

— Нам приказано вас доставить…

* * *

Прямо сказать, вплоть до этой минуты я собирался хорошенько выспаться. Как минимум потому, что очень хотелось есть. Если верить утверждению Лиса: кто спит, тот обедает, то я готов был также позавтракать и поужинать. Не то чтобы Жан Ландри намеренно морил голодом своего пленника. Насколько я мог видеть, он и сам весь день кормился лишь бутылкой красного бургундского вина, и все, на что расщедрился для нас обоих, —

кусок белого хлеба с ломтем ветчины.

Однако глядящий на меня ствол чрезвычайно убедительно показывал, что ни поесть, ни поспать мне не дадут, во всяком случае в ближайшее время.

— Раз вы настаиваете. — Я поднялся с топчана, разводя в умиротворяющем жесте руки. «Быть может разоружить его? — мелькнуло в голове. — Стукнуть рукояткой по лбу и приютить здесь, в уголке. То-то Ландри удивится».

Но в этот миг ночной гость отступил и шепнул в коридор: «Затаскивайте!»

Э, да он тут не один! Двое подручных в черных плащах втащили в келью надзирателя и уложили его на лежанку. Судя по мирному дыханию, тюремщик спал глубоким, чрезвычайно глубоким сном.

— Кто вы? — поинтересовался я.

— Это неважно.

— Куда мы идем?

— К нему.

— Содержательный ответ.

— Торопитесь, у нас мало времени.

Через пару минут мы уже спустились во двор монастыря. Как я мог заметить, калитка в воротах была приоткрыта и возле нее дежурил еще один сообщник моих похитителей.

— Выходите, выходите! — скороговоркой прошептал он. — Я закрою двери.

— Тебе опасно здесь оставаться.

— Торопитесь, не беспокойтесь обо мне. Кто подумает на умалишенного?

Лязгнул засов, ставя не то чтобы точку, но знак вопроса в этой строке моей биографии. Кому я понадобился в столь поздний час? Де Морнею с Метатроном? Людям Конде, пронюхавшим о моем провале? Обещанным «глазам и ушам» Лантенака? Кому-то еще? Похищение выглядело нелепой авантюрой, устроенной непонятно кем и непонятно для чего. Похитители были немногословны, и мне оставалось лишь ждать, когда ситуация прояснится сама собой.

Мы торопливо шли по грязной улице предместья, стараясь жаться к стенам домов, едва не соскальзывая в зловонные сточные канавы. Конечно, центральная часть улицы слабо, но все же освещенная выставленными в окнах светильнями, была куда удобней, да и позднее время не способствовало оживленному движению экипажей, но у моих сопровождающих могла быть причина держаться в тени.

Наш поход длился не меньше получаса, где шагом, где перебежками. Наконец вожак оглянулся, прикладывая к губам палец.

— Тихо, дальше застава. — Он кивнул одному из своих людей. — Пойди проверь. Если все тихо, ухни совой.

Мой провожатый молча кивнул и пошел, не скрываясь, по дороге: одинокий ночной путник, топающий по своей неведомой заботе прочь из столицы. Немногословный похититель укрылся за кустом жимолости, торчавшим прямо из канавы, и стал напряженно всматриваться в темноту, следя за соратником.

Впереди смутно обозначилась каменная башня заставы, чуть освещенная зыбким пламенем дрожащих на ветру свечей. В прежние времена такие заставы — жалкий остаток старых крепостных ворот — были, скорее, данью традиции, чем реальной защитой города. Всякий желающий въехать в Париж останавливался и называл любое пришедшее на ум имя. Зачастую именно здесь прибывающие из Гаскони беспородные голодранцы обзаводились звонким титулом, столь

баснословным, что византийские императоры рядом с ними казались выскочками и нуворишами. Старых вояк, дослуживающих свой век на заставах, совершенно не интересовало, чего это «маркиз» со столь звучным и длинным титулом шагает налегке, волоча узелок с пожитками на длинной шпаге без ножен, и уверен ли «граф» в латаной рубахе, что где-нибудь существует графство, упоминаемое после хвастливого «де»?

День за днем ветераны тщательно исполняли заведенный ритуал: важно подходя к экипажам у заставы, они спрашивали, не везут ли господа чего-либо недозволенного, слышали в ответ ласкающее слух «нет», сурово качали головой, требовали предъявить поклажу и грузы. Бегло осмотрев тюки и сундуки, они кивали, записывали имена въезжающих и салютовали алебардой, желая доброго дня и счастливого пути.

Нынче заставы охранялись куда строже. Слишком часто за последние годы в столице менялась власть, слишком много врагов бывало у тех, кто становился у отвоеванного руля. Но ничто человеческое стражам было не чуждо, и потому нередко ночной порой желающим удавалось незаметно исчезнуть из города, правда, не всегда бесплатно.

Наш разведчик поравнялся с башней заставы, огляделся и двинулся вперед, должно быть радуясь, что ему без проблем удалось миновать последнюю на пути из города преграду. Дальнейшего мы не могли слышать, но вполне могли наблюдать: из-за придорожных деревьев. Окриком заставив одинокого прохожего остановиться, вышли несколько солдат с ружьями наперевес, двое из них держали в руках потайные фонари. Подойдя к нарушителю границы, один осветил ему лицо, интересуясь, должно быть, какого черта бродяга делает здесь в столь поздний час. Тот начал объяснять, указывая куда-то вдаль. Может быть, что идет к любимой тетушке или что проигрался в карты и теперь вынужден брести домой на своих двоих аж до самого Понтуаза.

Вероятно, речи заговорщика не убедили караульных. Один из них заставил бедолагу поднять руки вверх и начал охлопывать его, должно быть, в поисках оружия. Я не сомневался, что таковое имелось, но, в принципе, пару небольших пистолей вполне можно объяснить заботой о собственной безопасности. Ночной Париж всегда был полон неожиданностей, зачастую не самого приятного свойства. Однако нервы у задержанного сдали: неуловимым движением он выдернул из-за шиворота закрепленный на спине между лопаток кинжал и с силой вонзил его в основание шеи проверяющего солдата. Затем оттолкнул стоявшего чуть поодаль, выбив из его рук фонарь, и припустил со всех ног.

Это была фатальная ошибка. Всякий профессионал, доведись ему идти на прорыв, метнулся бы прочь из города. Там меньше света, да и затеряться в полях и перелесках куда проще, чем на узкой колдобистой улице. Назад побежит лишь тот, у кого в городе остались «неотложные дела», кого, как сейчас, ждут.

Солдаты пустились было вдогон, но, повинуясь чьему-то властному окрику, остановились и принялись стрелять с колена. Мгновение, когда на твоих глазах не за понюшку табаку погибает друг и соратник, тяжело для любого нормального человека. Однако там, где профессионал, скрипя зубами и записывая противника в число смертных врагов, поступает разумно, дилетант прокалывается двенадцать раз на дюжину. Человек, похитивший меня из-под носа Жана Ландри, вскинул пистолет и выстрелил. Один из преследователей схватился за плечо, роняя оружие.