Заря цвета пепла
Шрифт:
— Но-но, он все же революционер, и я был дружен с его братом. Он, кстати, и рассказал историю с Кажюсом.
— Это что-то меняет? Из ваших слов, мой генерал, следует, что в кровавых реках, пролитых этим революционером, виноват какой-то провидец, или Провидение, водившее рукой Робеспьера, когда он черкал автографы на приговорах? Удобная позиция. Очень революционная. Как говорят на востоке: я не я и сакля не моя.
— И все же, — насупился Бонапарт, — я хочу побеседовать с Кажюсом.
— Понятно. Можно уже мылить шею?
— Можно приготовиться сопровождать своего генерала. Ты
— Я все знаю! Изменщица! Потаскуха! Я так верил тебе, а ты?! И с кем, с собственным братом! — Я влетел в комнату Софи, как раскаленное ядро в крюйт-камеру [49] обреченного фрегата.
— Послушай… — Ошеломленная девушка пыталась было подняться со стула перед трюмо, где за секунду до того прихорашивалась, прежде чем во всей красе явить себя миру.
49
Крюйт-камера — пороховой погреб на корабле во времена парусного флота.
— Ничего не желаю знать! Ты предала меня! — Я сыпанул на пол горсть монет. — Это — за ночи с тобой! Ты подлая змея, ты разбила мне сердце! Я покидаю этот проклятый город!
Софи, пораженная внезапным потоком оскорблений, потеряла дар речи. Я развернулся на каблуках и выскочил, хлопнув дверью. На лестничной площадке меня уже поджидал верзила лакей. Не говоря ни слова, я с размаху врезал ему основаниями ладоней по ушам и пнул в грудь, спуская с лестницы. Побледневшая мадам Грассо, как обычно сидевшая за конторкой, завидев пистолет в моей руке, нырнула под стол. Я подошел к стене, на которой висела связка ключей, схватил ее и размашистым шагом вышел, заперев за собой дверь. «Ну что ж, актеры на местах. Поехали!»
Я бегом направился в свой номер. Там уже, не скрывая самодовольства, сидел Гастон, помощник трубочиста.
— Все готово?
— Ну я же здесь! — Юнец продемонстрировал мне три прута, недавно бывших частью решетки. — Не сомневайтесь, вы пролезете!
— Отлично, держи плащ!
— Хороший, — пробуя на ощупь материю, оценил мальчишка.
— Еще бы! В нем, может, сам герцог Орлеанский ходил.
— Ишь ты!
— В общем, ты все понял?
— Все, чего повторять-то? И что, коня я могу насовсем забрать?
— Как только окажешься за воротами Парижа — он твой вместе с седлом, уздечкой, стременами и попоной.
— Вот это да, вот это повезло!
— Кому повезет, у того и петух снесет. Давай вперед, ровно через три минуты ты должен пронестись в сторону заставы самым быстрым галопом, какого только сможешь добиться от коня.
— Да вы не сомневайтесь. Я ж родом из Нормандии, у нас там ходить и ездить верхом начинают одновременно.
— Да, Гаспар мне сказал. Вперед, действуй, не заставляй меня пожалеть, что я с тобой связался.
— Не извольте сомневаться, месье! — Мальчишка легко проскользнул в сделанную им за ночь дыру в решетке и сноровисто спустился с крыши сарая прямо к воротам конюшни.
— Фух! — выдохнул я. — Ну, теперь счет на секунды, лишь бы паренек не замешкался.
На
Я выглянул в маленькое оконце входной двери: так и есть, два праздношатающихся бездельника, по виду не то приказчики, не то писари, стояли у края тротуара, изображая оживленную беседу и постоянно косясь на дверь. Раз, два, три. Вперед! Я выскочил на улицу и с размаху, с доворотом бедра, точно бичом, пятой ладони треснул по затылку одного, затем приложил об стену второго и, выхватив из-за пояса трофейный пистолет, выстрелил в воздух. Случайные прохожие, нечастые здесь в разгар дня, опрометью бросились кто куда. Еще через секунду мимо промчался мой конь со всадником в длинном черном плаще и накинутом капюшоне.
Теперь быстро-быстро. Я бросился в свою комнату, выбрался на крышу сарая, мягко спрыгнул… Внизу уже поджидал Гаспар.
— Ох, вы и устроили! — то ли с ужасом, то ли с восхищением проговорил он.
— Ничего, это так, шалости, — отмахнулся я, сбрасывая мундирную куртку. — Давай что принес.
— Пожалуйте. — Мальчишка протянул мне какую-то замызганную одежу и короб с мелочным товаром. — Купил все, как было велено.
— Вот и замечательно. — Я протянул помощнику три золотых. — Что дальше делать, помнишь?
— Так точно: я слежу за любовником и, когда он к той самой лавке подходит, свищу «Марсельезу». Если не один, кричу, точно резаный: «Кому почистить сапоги, башмаки?!»
— Да-да, все верно. А если в другое место пойдет?
— Пробегая мимо, свистнуть три раза и смотреть, куда направится.
— Молодец! Надеюсь, он все же придет в лавку.
Пожилой крестьянин в старой штопаной рубахе и холщовых штанах, давным-давно утративших изначальный цвет, копался в земле, возделывая разбитый около дома цветник.
— Лилии — это не патриотично, — насмешливо скривил губы Бонапарт, поворачиваясь к спутникам.
— Говорят, лилии отгоняют призраков, — вставил Лис.
— Вот как? — удивился Наполеон. — Вы что же, и в этом сведущи?
— Да так, что-то где-то слышал. Но согласитесь, мой генерал, разумная предосторожность. А вдруг как души всех гильотинированных, во главе с Робеспьером, придут сюда требовать отмщения?
— А ты что думаешь, Жюно?
— По-моему, они просто красивые, — дернул плечом адъютант командующего, бывший рядом с ним с первого дня его возвышения и теперь вовсе не горевший радостью при виде возможного конкурента.