Заря цвета пепла
Шрифт:
— Уходите! — крикнул предводитель, вскидывая на уровень глаз второй пистолет. — Я их задержу!
— Но как же…
— Это приказ!
Мой третий сопровождающий, как я только сейчас разглядел, совсем юноша, молча протянул вожаку один из своих пистолетов.
— Возьми в кармане сюртука кошель, — скомандовал, вновь прицеливаясь, стрелок. — Там сотня золотых франков. Передашь ему. Бегите же! Бегите скорее! — Он нажал спусковой крючок. Еще один солдат завалился на бок, зажимая пробитое бедро.
Юный конвоир не замедлил выполнить приказ и, схватив
— Брат! — с горечью закричал юнец, остановился и, развернувшись, вскинул пистолет. Одна пуля ударила его в грудь, вторая в живот. Глаза мальчишки закатились от боли, и он без стона рухнул лицом на брусчатку.
— Стой, не умирай! — закричал я. — Куда ты вел меня?!
С тем же успехом я мог разговаривать с надгробием.
Юнец был окончательно и бесповоротно мертв. Секундная задержка, потребная на то, чтобы выхватить у трупа пистоль и кошелек, чуть не стоила мне жизни: пуля щелкнула по ободу моего лейтенантского эполета. Я припустил так, что, пожалуй, и всадник не угнался бы, петляя из стороны в сторону, точно заяц, и мечтая лишь не оступиться, не угодить в канаву, не подвернуться под шальной выстрел. Двери на засовах, ворота на замках, ставни на окнах нижних этажей наглухо заперты… и свинец, роем ос летящий мне вслед, — вот все, что в этот момент отражалось в моем сознании.
И все же я запнулся и едва не растянулся на мостовой, зацепив вальяжно переходящего улицу черного кота. Тот в жизни не ожидал подобной низости со стороны человека разумного, а потому заорал таким благим матом, что окрестные мыши, должно быть, дружно бросились по норам. И тут я скорее ощутил, чем услышал, как чуть поодаль, за углом, щелкает замок, открывается дверь… Через мгновение ласкающим душу благовестом раздалось призывное «кис-кис». Прежде чем кот успел шмыгнуть в образовавшуюся щель, это сделал я.
— Мадам! Спасите, мадам! — Я чуть не сбил с ног толстуху в нижней сорочке.
Та, увидев человека с пистолетом в руках, выронила светильню, заливая пол лампадным маслом. Я, точно вытанцовывая джигу, начал затаптывать фитиль.
— Но, месье… — вжимаясь в стену, залопотала женщина. — Кто вы?
— Офицер.
— В такой час…
— Я офицер в любой час.
— Но что вы тут делаете?
— Спасаю жизнь и честь дамы.
Слова «честь дамы» попали в цель. Хозяйка кота, может, и не была слишком миловидной, но все же оказалась истинной парижанкой.
— Кто она?
— Мадам, что за вопрос?!
— А что случилось?
— Муж-генерал не вовремя вернулся.
— О, конечно, скорее проходите.
— А ваш супруг?
— Я уже двенадцать лет вдова, — с нескрываемым кокетством произнесла дама. — Но расскажите
— Мадам, я уже сказал все, что мог. Долг чести велит мне сохранить в тайне имя дамы… — На лице спасительницы читалось разочарование на грани личной трагедии. — Но я чрезвычайно благодарен вам.
— Благодарен? — вдовушка зажгла свечу и принялась разглядывать меня. — Неужели вы не чувствуете ко мне ничего, кроме благодарности?
— Я храню верность только ей! — почти взмолился я. — Она ангел моих грез!
— Ангел? — подбоченилась толстуха. — Ну так и убирайся к своему ангелу, пусть она тебя спасает!
— Я заплачу вам, сударыня!
— Не нужны мне твои деньги! Я честная вдова! — возмущенно закричала мадам. — Нет, не в ту дверь! Не дай бог, соседи увидят, уже светает. Черным ходом. Пошел вон, вертопрах!
Я выбрался в захламленный двор, по крыше сарая перелез в следующий, а оттуда через кухонную пристройку — на улицу. Вдали, запряженный старой лошадкой, катил фиакр.
— Эй, эй! — Я помахал рукой, призывая извозчика.
— Куда вам, господин офицер?
Только сейчас я задумался, куда ехать. В пансион мадам Грассо, где, притворно вздыхая, ждала Софи? В «Шишку», о которой знал де Морней? В памяти моей всплыла фраза, оброненная неведомым сообщником моих освободителей: «Кто же подумает?..» Сейчас мне нужно было взять тайм-аут, чтобы перевести дух и собраться с мыслями.
— Так куда вам, господин? — переспросил возница.
— В дом умалишенных, на рю де Шарон.
Глава 16
Никогда не совершайте действий, за которыми вас могут за стать врасплох.
Трехэтажный особняк в глубине фруктового сада был мирным островом в бушующем море республиканского Парижа. За главным корпусом в рассветном тумане просматривались другие здания, также принадлежащие лечебнице, до окон увитые диким виноградом и овеянные благоуханием многочисленных роз. Чем больше отступала тьма, тем звонче пели утренние птахи. Им не было дела до того, кто правит Францией, до королей, революционеров, войны и мира. У них был сегодняшний рассвет, восходящее солнце и свои, птичьи хлопоты.
Трудно поверить, но в этом на диво уютном гнездышке, как небесные пичуги, без особых забот провели месяцы, а иногда и годы многие французские аристократы, спасавшиеся от якобинского террора. Это уютное лечебное заведение незадолго до революции основал состоятельный плотник из Пикардии по имени Клод Бельйом. Трудно понять, отчего это мастеру-краснодеревщику пришла в голову столь нетривиальная идея, но, как показало будущее, это был настоящий Клондайк. Вскоре хозяин лечебницы уже командовал ротой национальной гвардии и маршировал во главе ее к Версалю требовать у короля свободы, равенства и братства. А заодно — права досыта хлебать из миски, до того плотно обсиженной аристократами.