Заря цвета пепла
Шрифт:
— Ну и глупо. Я ж все в дом! Ну, хотите, могу обратно сплавать. Кстати, — он достал из кармана адмиральскую подзорную трубу, — а дерева-то нет.
— Проклятье! — себе под нос пробормотал Наполеон. — Что ж, если вся армия в сборе, время побеждать!
В моей комнате пансиона на улице Красного Колпака меня ждала Софи. Я открыл дверь и увидел ее сидящей как ни в чем не бывало перед стареньким трюмо.
— Заходите, барон, — чуть скосив на меня глаза, радушно произнесла она. — Не стойте на пороге.
Восхитительно — приглашать меня в мою же комнату! В
— О, мой нежный друг желает обезопасить наше уединение от незваных гостей?
— От одной незваной гостьи не помог даже замок.
— Благодарю за комплимент, Виктор, — без всякой улыбки ответила актриса. — Если вы решили воспользоваться моим визитом для объятий и прочих нежностей, прошу вас несколько повременить. У меня серьезный разговор.
— Неожиданно, — хмыкнул я.
— То, что девушка с такими глазками, такой грудью, талией и бедрами вообще умеет разговаривать, — само по себе неожиданность для большинства мужчин. А уж после той размолвки, — она указала на потолок, намекая на учиненный мною не так давно скандал, — так и вдвойне неожиданно. Однако же, друг мой, банальное чаще всего так скучно, а скука для вас, насколько я могу судить, худшее из зол. Разве я не права?
Она смотрела на меня насмешливым взглядом. Сейчас в ней нельзя было узнать ни романтичной крошки из Митавы, ни страстной возлюбленной, с которой мы коротали ночи по дороге в Париж.
— Что ж, я слушаю.
— Надо бы потупиться и вздохнуть, мол, я не знаю, с чего начать, столько думала, представляла встречу, подбирала слова…
— Это можно опустить, мадемуазель. Это из другой роли.
— Спасибо, Виктор, я знала, что ты поймешь. Так вот, барон де Вержен. Я пришла обратиться к вам за помощью и в обмен предложить свою.
— Мне следует верить?
— Это рискованно, но разумно.
— С первой частью утверждения заранее согласен.
— Попытаюсь убедить в правдивости второй. Если не возражаете, для этого придется немного рассказать о себе, иначе у вас останется превратное суждение о причинах моих поступков. Заметьте, я не пытаюсь обелить себя в ваших глазах и не оправдываюсь. Просто вам лучше знать, что было прежде, чтобы понимать, что есть сейчас и будет впредь.
— Пожалуй, — согласился я.
— Итак, моя дорогая матушка, царство ей небесное, Флоранс Готье была вывезена из Франции в Луизиану на корабле флота его величества с тремя десятками других девушек, в сопроводительных документах которых значилось «проститутка».
Она посмотрела на меня, чтобы оценить произведенный эффект. Должно быть, такое признание ей далось непросто. Впрочем, эта особа была замечательной актрисой, и различить, играет она или говорит правду, я бы не взялся.
— Так вот, — продолжала девушка, — Флоранс не была проституткой, она была актрисой в Бордо. Там ее домогался некий дворянин, матушка не хотела называть его имени. После долгих ухаживаний она сдалась. Увы, бедным актрисам трудно устоять против богатых галантных вертопрахов. Когда же маменька пришла к виновнику сообщить о своей беременности, тот ужасно перепугался, как бы эта новость не дошла до родственников жены, и позаботился, чтобы недавняя пассия отправилась за океан, так сказать, на казенный счет. Там,
Матушке повезло: она приглянулась некоему фермеру, который даже взял ее в жены, — она была очень красива. А спустя шесть месяцев родилась я. Отчим так никогда и не стал мне отцом, даже фамилию я всегда носила не его, а мамину. Но все же он кормил меня, одевал и даже научил грамоте. Маменька старалась быть ему доброй женой, однако она не могла стать хорошей фермершей. Она замечательно пела, восхитительно танцевала и декламировала стихи, но впадала в оцепенение при виде коровы. Если она бралась что-то готовить, то даже негры на плантациях отказывались есть ее стряпню, угрожая бунтом. Флоранс умерла, когда мне было десять лет. Как сказал доктор, от тоски.
Вероятно, та же судьба ждала и меня. После смерти матери отчим и вовсе перестал мной интересоваться, я стала для него чем-то вроде кухонной прислуги, из милости жующей свой хлеб. Так продолжаться не могло. Когда мне исполнилось тринадцать, я сбежала из дома и прибилась к театру.
— Играли мальчишек? — спросил я.
Камилла улыбнулась:
— И девочек, и мальчиков, и даже пугливую лань в какой-то глупой пьесе про древних героев. Когда мне исполнилось шестнадцать, мужчины уже вовсю обращали на меня внимание. А к семнадцати я завела первого любовника.
— Арман?
Девушка рассмеялась:
— Он появился спустя два года и был, конечно, далеко не первым. Признаюсь, за это время я многое поняла, и положение, в котором я оказалась, меня не порадовало.
— Все мужчины — козлы? — упреждая традиционный навет, спросил я.
— Ну что вы, барон, я бы никогда не стала делить ложе с козлом. Но даже самый умный из них теряет разум, тиская мою грудь или ягодицы. Чертовски смешно видеть, как в глазах, еще совсем недавно полных мысли, появляется непроницаемый туман, когда тот, кто совсем недавно считал себя повелителем, становится покорным рабом. Будучи умелой любовницей и разумной женщиной, можно сколько угодно держать мужчину в повиновении.
— Не всех, Софи, не преувеличивайте. Не всех.
— Это правда. Хотя, признайтесь, барон, вы тоже пленились легким румянцем, невинными глазками и набухшими сосками под газовым пеньюаром.
Я промолчал, и Камилла победно улыбнулась:
— И все же вы смогли вырваться из медовых сетей. Это делает вам честь. Потому-то я здесь.
— Что ж, забавно, — я усмехнулся. — А как же Арман?
— Арман хорош собой, ловок, отнюдь не глуп и, как я думала, абсолютно послушен. Увы, мы все ошибаемся. Когда-то я спасла ему жизнь…
— Насколько я помню, он был приговорен к смерти из-за вас.
— Ерунда. Он был приговорен за то, что убил человека, который хотел обладать мной. Убил, потому что хотел обладать мною сам. Я благоволила им обоим и вовсе не желала смерти кому бы то ни было. Так что, Виктор, его приговорили не из-за меня. А вот все наши последующие мытарства действительно начались с той самой истории.
— Быть может, они начались потому, что некая прелестная актриса считала, что достойна куда большего, чем представлять на сцене жеманных недотрог и купаться в обожании похотливых юнцов?