Заря цвета пепла
Шрифт:
— Ты что-то задумал?
— Мой генерал, я не просто задумал, я уже делаю. После того циркового представления, которое состоялось нынче днем на рынке, после трюка с раздачей золота и рассказами о несметных сокровищах, которые вот-вот попадут в наши с Мурадом руки, я уверен: ближайшие собратья-беи уже оповещены о столь значительном событии в жизни их александрийского коллеги. Наверняка верные слуги, не щадя живота своего, теперь спасают кипящих, шо тот чайник, господ от захлебывания ядовитой слюной. Я ливр за сто даю, вся эта толпа голодных шакалов не завтра, так послезавтра сбежится с пожеланием долгих лет Мураду и вашему покорному слуге, а заодно — с категорическим
Лицо Наполеона просияло:
— У самого Мурада, не считая ополчения, во всех его владениях три с половиной тысячи всадников. Окрестные беи могут выставить против него не менее пятнадцати, естественно, совместными усилиями.
— Очень верное замечание, мой генерал.
— Конечно, — Бонапарт уже оседлал своего любимого конька, и мозг его теперь работал, легко обгоняя по скорости обработки информации компьютеры третьего поколения, — в этой армии все будут биться против Искандера, но каждый — сам за себя. И эту разобщенность можно будет использовать.
Лис поднял глаз в потолок:
— Я думаю, ежели каждому из беев по глубоко таинственному секрету вдруг станет известно, шо с одним из них Мурад, по старой дружбе, все же решил поделиться, то в нужный момент у них появится неотвратимая потребность озираться по сторонам, вместо того чтобы суетиться и устраивать танцы с саблями на поле боя. Здесь, на Востоке, ударить собрата в спину — хороший тон.
— Браво, Рейнар, браво! — итало-корсиканской скороговоркой частил Бонапарт. — И если александрийцу об этом ничего известно не будет, перед ним встанет непростая задача — как уравновесить силы.
— В самую дырочку! И вот тут ему может пригодиться некоторое количество прекрасно обученных пленных французских солдат и офицеров.
— По моим расчетам, их здесь должно быть не менее пяти тысяч.
— Думаю, этого будет вполне достаточно, чтобы шалунья Ника вновь бросилась в ваши объятья.
— Все бы хорошо, Рейнар, только это лишь предположения. Что, если бей не пожелает вооружить французов, опасаясь, что мы выступим на стороне врагов?
— Мамелюки ж сами в прошлом — вооруженные рабы, так шо думаю, мысль бросить в бой собственных пленных Мураду стукнет в голову сама собой. Ну а нет, я ему сам в нее постучу. Наведу на мысль, подскажу, шо к чему тулить. Вступлю в переговоры с французским командующим…
— Каким еще командующим? — насупился Бонапарт.
— Мой генерал, откуда же я знаю? Главное, чтобы вам он был известен…
Я собрался было вскочить в седло, но Гаспар остановил меня:
— Там на улице ожидает фиакр.
— Какого черта? — нахмурился я. — Не хватало еще, чтобы кучер…
— Кучер в «Тюр-лю-лю», отмечает годовщину женитьбы старого приятеля. Ваша подружка, гражданин майор, та еще штучка, все предусмотрела.
Я молча кивнул. Хотелось верить, что так. В конце концов, если сейчас проскочить и никто не заметит, что я уехал в экипаже, то очень скоро и Бернадоту, и Талейрану доложат, что майор Арно внезапно исчез от ворот конюшни и что во дворе остался недавно купленный им конь со всеми вещами этого славного офицера. Пусть до поры до времени ломают голову себе, а не шею — мне…
Возле «Шишки» ожидал другой экипаж, куда менее комфортабельный: большая телега, груженная бочками.
— Он сказал, — не вдаваясь в подробности, промолвила Мадлен, — что если вы тот, за кого себя выдаете, то вопросов задавать не будете.
Я поглядел на телегу. Мог ли я забыть, как покидал великий город два с четвертью века назад?
— Какая из бочек? — со вздохом
— Вон та, — просияла Мадлен, указывая на довольно объемистую емкость, пропахшую вином. — Только он велел сдать оружие.
— Это еще что за новости?! — Я возмущенно сдвинул брови.
— Лишь мера безопасности. Если он убедится, что месье не шпион, вам его вернут.
Я неохотно отстегнул саблю и полез на телегу.
— Дай вам бог удачи, — напутствовала Мадлен.
Ехать пришлось долго. Спасибо хозяйке «Шишки», она предусмотрительно загрузила в чрево бочки плотный обед. Но все же от тряски и винных паров уже начинало изрядно мутить. Так что, выпусти меня сейчас на волю и дай в руки клинок, я бы, пожалуй, выглядел бледновато. Наконец экипаж остановился во дворе какого-то заброшенного аббатства, хотя люди, суетившиеся вокруг телеги, меньше всего походили на монахов. Судя по рукоятям пистолей за поясами, как минимум одна из заповедей жителями этой укромной обители соблюдалась не особо строго. Мое появление монастырская братия восприняла абсолютно спокойно. Должно быть, не в первый раз люди попадали сюда таким экзотическим образом. Один из «чернецов», бегло окинув взглядом мой офицерский мундир, окликнул командира, и тот, отвлекшись от погрузочно-разгрузочных работ, занялся гостем.
— Вас ждут, месье. Рекомендую переодеться. Не волнуйтесь, вот это все, — он указал на мое форменное одеяние, — хорошенько выстирают. Вы же не хотите, чтобы от него несло вином на пару лье вокруг? К тому же не стоит пугать ребенка. — Он вдруг осекся, понимая, что сказал лишнее, но, спохватившись, кивнул в сторону облупленной церкви. — Идемте.
Через несколько минут, глядя на меня, обряженного в бурую доминиканскую сутану, подпоясанную вервием, самочинный аббат критически вздохнул:
— Вам бы следовало усы сбрить.
— Ну уж нет! — возмутился я. — Сдать оружие, ехать в винной бочке, а затем еще и усы сбрить?
— Но у монахов не принято носить усы. А мальчик считает, что живет в монастырских угодьях.
— Тогда и вам следует выбрить тонзуры [57] и выкинуть оружие.
Собеседник поглядел на меня с недоумением. Затем махнул рукой:
— Ладно, нахлобучьте капюшон пониже и не поднимайте лица, если наш господин вдруг войдет. — Он склонился перед массивным каменным распятием и, точно силясь обнять постамент, обхватил его руками. И вдруг камень, будто по мановению волшебной палочки, с тихим шорохом начал отъезжать в сторону. — Следуйте за мной. Будьте осторожны, тут лестница, некоторые ступени осыпались.
57
Тонзура — выбритое место на макушке, знак принадлежности к духовенству.
Мурад Ас-Искандери неистовствовал:
— О Аллах, за что ты посылаешь мне эти испытания?! Чем я прогневил тебя!? Разве когда пропустил я час молитвы, пожалел милостыни для бедного, разве не соблюдал я заповеди твои?
Ранним утром к его двору прибыл гонец с недвусмысленным требованием. Поскольку гяуры угрожали не одному лишь бею Александрийскому, но всему Египту, поскольку полученное в результате золото взято не острой саблей, а лишь волею Аллаха, то по справедливости должно быть разделено поровну между всеми беями. К полудню с подобными требованиями прибыли еще три гонца, а к вечернему намазу незваных гостей было уже шестеро.