Заря цвета пепла
Шрифт:
— Но… дорогая. — Голос Армана дрожал. — Что я должен был подумать?
— Прежде всего, мой милый друг, ты должен был именно подумать.
— Ты не оставила даже весточки!
— Уж поверь, если бы я нуждалась в твоей помощи, я бы нашла возможность сообщить о том. Бьюсь об заклад, когда ты обнаружил, что меня нет в Париже, то бросился объезжать все городские заставы…
— Ну да, соседи видели, как со двора выезжал мальчик на коне. Я понял, что это ты и…
— И конечно, не сообразил, что я действую не наобум.
— Но я должен был, — де Морней понизил
— Милый, славный Арман! Преданность Метатрону делает тебе честь. Но посуди сам, если еще не окончательно передоверил монсеньору данную тебе Господом способность мыслить. Если бы мы доставили в Париж высочество без чьей-либо помощи, мы бы сами назначили награду. Де Вержен притащил бы его, как собака — дичь из болота, и еще улыбался бы, думая, что всех переиграл. А так — псом выступаешь ты, причем заслуживаешь палки, ибо, мой дорогой, добычи ты не принес. Наверняка тебе уже рассказали, что еще вчера сюда примчался некий офицер с сообщением, что к обители направляется батальон с мортирной батареей. У тебя что там, мортирная батарея?!
— Мне сказали, что старый монастырь еще очень крепок…
— Скажи, Арман, ты никогда не слышал, что осколки ядер разлетаются совершенно непредсказуемо?! Ну, хорошо, я понимаю, ты давно разлюбил меня и готов поставить на кон жизнь опостылевшей любовницы, лишь бы получить от монсеньора сахарную косточку. Но дофин! Или ты думаешь, королевская кровь — надежная защита от осколков?!
— Камилла, ты же знаешь, я люблю тебя…
— Не смей возражать! — гневно топнула ногой красавица. — Лучше расскажи, раз ты у нас такой умник, где теперь искать дофина? Он, наверное, уже далеко отсюда. И не забывай, с ним сейчас де Вержен. Он знает о наших планах куда больше, чем хотелось бы, и у него, в отличие от тебя, есть мозги!
— Я не знаю, — промямлил де Морней. — Возможно, он отправится в Вандею…
— Как же! — хмыкнула девушка. — Это первое, что приходит тебе в голову, а значит, там его можно не искать. К черту, отправляемся в Париж! Я сама желаю видеть монсеньора.
Я слушал, не будучи вполне уверен, меня или Армана эта хитроумная бестия водит за нос. Хотелось верить, что Армана. Во всяком случае, преследователей с Брестского тракта она убрала ловко, одной фразой, одной недовольной гримасой. Теперь моя, пусть временная, но все же союзница находилась в Париже, и, черт возьми, с ней необходимо было встретиться для согласования дальнейших планов.
Тулон встречал эскадру с неистовым восторгом, с каким приветствовал бы героев, вышедших живыми из львиной пасти. Последние вести о злополучной судьбе французской эскадры пришли сюда с экипажами транспортов, бежавших из-под Александрии во время разгрома. В их устах и без того трагическое событие превратилось едва ли не в первый акт Судного дня. И вот теперь французские войска, увенчанные победой, сходили на берег под звуки маршей, и, казалось, не осталось ни одного цветка на всем юге Франции, который не летел бы сейчас в колонны бравых усачей.
— Они бы лучше геранями
— Это бремя славы, друг мой, — выхватывая из ножен шпагу и воздевая ее над головой, через плечо прокричал Наполеон.
— А нельзя его поменять на бремя сытости? От корабельных сухарей кишка кишке дули крутит.
— Я знаю этот город. Я уже однажды брал его, будучи в том же звании, что и ты сейчас. Поверь, это, в буквальном смысле, еще цветочки.
— Знаю-знаю, — натужно улыбаясь, хмыкнул Лис. — Потом начнутся ягодицы.
— О чем ты?
— Вон о тех солдатах с генералом впереди.
— Это почетный караул.
— А вон из тех пушек они будут давать салют прямой наводкой?
Лицо Бонапарта вмиг помрачнело. Позади ликующей толпы на террасе, господствующей над акваторией порта, стояли шеренги стрелков. В промежутках между ротами виднелись орудия, направленные в сторону прибывающих кораблей.
— Они, — продолжая кивать и принимать цветы, процедил Бонапарт, — они не посмеют стрелять в толпу. — Должно быть, в голове его сейчас всплыло недоброе воспоминание о паперти святого Роха. — Или посмеют… — Он оглянулся. — Если немедленно скомандовать гренадерам ударить в штыки, быть может, есть шанс. Конечно, потери будут огромными. Сколько раз успеют выстрелить пушки? Два, ну, может, три раза? Но это два или три выстрела в упор…
С галерей послышалась команда, и ждавшие приказа стрелки заученным движением взяли ружья «на караул». Из строя выехал рослый всадник в генеральском мундире. Буланый испанский конь, горячий, но послушный воле седока, горделиво и неспешно спускался по широкой мраморной лестнице.
— Что ж, сначала они хотят говорить, это хороший признак. Как минимум, он даст возможность выиграть немного времени. А время и пространство решают все.
— Ну да, — вторил ему Лис, — если пространство еще, при случае, можно отбить, то с временем этот фокус не проходит.
Наполеон оглянулся:
— Я это и хотел сказать. Ты что же, прочел мои мысли?
— Да так, вдруг подумалось…
Между тем всадник на буланом жеребце приблизился к главнокомандующему египетской армии.
— Бригадный генерал Рюдель, — отрекомендовался он.
— Дивизионный генерал Бонапарт.
— Я помню вас еще капитаном.
— Постойте. — Бонапарт начал вглядываться в моложавое лицо собеседника. — Лейтенант Рюдель?! Вы командовали ротой здесь, в Тулоне, когда мы штурмовали «маленький Гибралтар».
— Ну да, я тогда отдал вам своего коня, после того как вашего убили, а потом под вами убили и его, а затем следующего.
Наполеон пришпорил скакуна, бросаясь навстречу старому боевому товарищу:
— Вот так встреча!
— И я тоже весьма рад, — чуть отстраняясь, проговорил бригадный генерал. — Но тут есть одна незадача.
— В чем дело?
— Сегодня утром прибыл гонец из Парижа с приказом арестовать вас, если вдруг, паче чаянья, вы пожелаете высадиться в Тулоне.
— Кем подписан? — Лицо Бонапарта помрачнело.