Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной
Шрифт:
Почему ее сбили, в какую минуту она ослабила внимание, Клава так и не поняла. Она помнила только сухой треск и скрежет металла. Ее сильно тряхнуло, ударило о борт, и самолет начал разваливаться. Какое-то время она падала вместе с кабиной, зажав в руке бесполезную теперь ручку управления. [516] Страха не было, была одна четко работающая мысль: «Жить, жить!» Она отстегнула шнур шлемофона и привязные ремни. В следующее мгновение, будто невидимой рукой, ее с дикой силой вышвырнуло из обломков машины. Раскрылся парашют, и тут она увидела, как, «на глазах все увеличиваясь, кажется, прямо на нее несется, стреляя огненными трассами», немецкий истребитель. Немец чуть не зацепил плоскостью за купол парашюта: Клава почувствовала, как ее сильно
516
Полунина Е. К. Указ. соч. С. 104–111.
В следующий момент в ее мозгу пронеслась тревожная мысль о том, куда она падает: ведь бой вели над вражеской территорией. Перед самым приземлением она заметила неподалеку лесок и решила бежать туда и спрятаться. Избавиться от парашюта — дело нескольких секунд. На бегу Клава вдруг услышала, как что-то «шлепается, обрывается вокруг… с незнакомым разбойничьим свистом». Она уже почти год была на фронте, но под обстрел на земле еще ни разу не попадала и, только почувствовав резкую боль в ноге, поняла, что по ней стреляют. Пуля попала ей в ступню. Она еще немного пробежала, пригнувшись, но больше не могла наступать на ногу и поползла. Немецкий солдат появился неожиданно прямо над ней.
Когда она поднялась, вся в пыли и земле, и сдернула с головы шлем, подбежавшие немцы запричитали удивленно и сочувственно: летчик оказался совсем молодой женщиной. Сочувствие сочувствием, а от сувениров немцы не отказались. С Клавы сорвали часы, погоны, оторвали «с мясом» от гимнастерки гвардейский знак и медаль «За отвагу». Потом ее на попутной машине отправили в полевую жандармерию, откуда, допросив, вместе с другими летчиками отправили в лагерь для военнопленных в город Карачев, к которому уже близко подошел фронт. В Карачеве все было в огне, рвались снаряды, «в панике метались мотоциклисты», на перекрестках орали регулировщики. Когда выбрались из Карачева, Клава уже знала, что их группу отправляют в Брянск.
В лагере военнопленных в Брянске лишь небольшая часть из восьмидесяти тысяч военнопленных жили в зданиях бывшей ремонтной базы, а большинство — просто под открытым небом. Как ни удивительно, среди этой огромной массы людей нашелся человек, который знал Клаву и окликнул ее по имени. У него на шее висела, как и у всех, вместо имени бирка с номером, а узнать кого-либо в обгоревшем обезображенном лице было невозможно.
— Да Головин я. Анатолий. Командир твой, — проговорил незнакомец еле слышно.
И только тут Клава не выдержала и расплакалась. «Плакала, как никогда в жизни». [517]
Двадцатичетырехлетний командир первой эскадрильи капитан Анатолий Головин в боях на Курской дуге показал себя как исключительно способный летчик. По документам, он сбил восемь немецких самолетов, но в своем последнем боевом вылете на прикрытие наземных войск все в тот же район поселка Знаменское (хотя со времени гибели Тони и ее звена прошло уже две недели, советские войска почти не продвинулись) был сам сбит «фокке-вульфом». [518] Докладывая о том, что Головин выпрыгнул с парашютом из горящего самолета над территорией противника, майор Прокофьев упоминал также, что штурмовики через свое командование передали Головину благодарность: на днях он их здорово выручил. За несколько дней до того, как его сбили, Головин с группой вылетал на прикрытие штурмовиков, и его ведомый застрял в грязи на старте. Из-за этой задержки всю группу повернули назад. Головин, которого повернуть не успели, в течение всего полета штурмовиков прикрывал их один и сбил два «фокке-вульфа». Он получил благодарность и от руководства своей истребительной авиадивизии. Ему светила высокая государственная награда, но судьба распорядилась так, что, раненный, страшно обожженный, он сидел на пыльной земле лагеря вместе с тысячами других советских военнопленных.
517
Полунина
518
ЦАМО РФ. Ф. 65 ГвИАП. Оп. 168041. Д. 2. Л. 24.
Вскоре Клаву и других летчиков отправили на железнодорожную станцию Брянска. Стало известно, что их увозят на запад. Они решили пытаться бежать в пути, и им, сильно рискуя, помогли местные женщины, которые пробирались к самой платформе, чтобы бросить военнопленным хлеб и картошку. В кульке с махоркой и в кастрюле с вареной картошкой Клава и ее товарищи по несчастью получили два ножа. Было решено прорезать в стенке вагона отверстие, чтобы откинуть у выхода дверную скобу.
Это удалось сделать только через три дня. Прыгали в темноту по очереди один за другим, как парашютисты, на полном ходу поезда. Клава на секунду замешкалась, рассчитывая, как не приземлиться на раненую ногу. Поднявшись, она прошла немного вдоль полотна и встретила остальных. Впятером они пошли через поле яровой пшеницы на восток.
У Клавы Блиновой было три брата: старший Сергей, Степан и Павел. Все трое ушли на фронт добровольно на второй день войны. Степан уже погиб под Смоленском, Сережа — под Сталинградом, младший Павел недавно еще был жив и воевал, но кто знает. Что, если его уже нет? Клаве нужно обязательно вернуться.
Собирая ягоды, грибы и коренья, минуя населенные пункты и дороги, они шли одиннадцать дней. Только через десять дней в первый раз зашли в деревню, где им дали картошки, табака и немного хлеба и объяснили, что до линии фронта осталось всего двадцать километров.
Реку, названия которой не знали, переплыли на досках от разрушенного моста. На советском берегу они наконец-то смогли выпрямиться во весь рост.
Кажется, Клава в жизни не слышала команды радостнее той, которая вскоре раздалась: «Стой! Кто идет?» Она думала, что все испытания позади, но предстояли новые.
В штабе одного из полков 21-й армии, куда их привели двое автоматчиков, с ними беседовал офицер из Смерша, недоверчиво реагировавший на любой их ответ. Каждому из них дали лист бумаги для объяснительной записки и покормили, только когда они закончили писать. «Спецпроверка» шла две недели; после нее их ждал фильтрационный лагерь. Условия там мало отличались от немецкого лагеря военнопленных: такие же нары, почти такая же скудная еда. Только вместо ненависти к тюремщикам была растерянность: ведь тюремщиками были такие же советские граждане, как ты сам.
Воздушный стрелок Николай Алексеевич Рыбалко, вместе с Клавой бежавший из плена и вместе с ней оказавшийся после немецкого в советском лагере, вспоминал, как бежали дни в этом лагере, «державшем в себе огромное количество боевой силы, способной брать любые преграды противника». [519] Все уже привыкли к лагерной жизни и работе. Многие люди находились здесь уже по году…
От советского плена Клаву спас ее старый знакомый — пьяница и грубиян Василий Сталин, любивший летчиков и по возможности защищавший их от длинных рук своего отца. Вскоре после того, как ей чудом удалось передать письмо в родной полк, в лагерь за ней приехал ее хороший друг, командир братской эскадрильи Вася Кубарев. Скоро она снова, со слезами на глазах, села в кабину истребителя.
519
Полунина Е. К. Указ. соч. С. 104–111.
Из новых друзей, которых Клава Блинова оставила в лагере, вернуться в летный строй не удалось почти никому. Судьба большинства из них была непоправимо искалечена. Многих ждали годы сталинских лагерей. Самого знаменитого, если говорить о побегах из немецкого плена, советского военного летчика Михаила Девятаева, который бежал из плена на немецком самолете, увезя с собой еще нескольких человек, родная страна наградила за подвиг десятью годами лагерей.
Глава 26
Это за Катю!