Защита Гурова

Леонов Николай Иванович

– Ответишь на несколько вопросов, все образуется, пойдешь к Верке водку трескать, – сказал Лялек.

– Спрашивай, попробую ответить, – сказал Тулин.

– Да уж, попробуй, иначе совсем плохо получится. – Ляльку хотелось выпить, он злился, что пришлось уйти из-за стола.

Угадав желание хозяина, из-за портьеры протянули поднос с бутылкой, тарелкой с закуской и двумя стаканами. Лялек налил себе и выпил, а Тулин сказал:

– А ты не пугай, Яков Семенович, не с мальчиком говоришь.

– Ну-ну, –

Лялек прожевал огурец. – На хер, спрашивается, ты весь день горбатился, коли у тебя бабки имеются?

– К твоему ресторану подход искал, – ответил Тулин.

Лялек с бригадиром удивленно переглянулись.

– «Подход» – слово-то ментовское, – сказал бригадир и взглядом спросил разрешения выпить. Лялек кивнул и повторил:

– Ну-ну, вход в кабак был в двух шагах от двора с улицы, чего же ты искал?

– Это второй вопрос? – поинтересовался Тулин.

– Ты не наглей, парень, ты пока неживой.

– «Подход» – слово не ментовское, а вот ты разговор ментовский ведешь. Хотел вопросы задавать? Двигай. Хотя можно и не спрашивать, твои интересы известны, сам отвечу. Как я узнал, что ты сегодня здесь ужинаешь? Как прошел? Отвечу. Я ни в ментовке, ни в ФСБ зарплаты не получаю, по профессии разведчик, а твои ужасные секреты вся улица знает. Я с пушкой прошел, твои вертухаи не трепыхнулись.

На Тулина мгновенно уставились два ствола.

– Врешь! Дай сюда!

– Щас! – Тулин цыкнул зубом. – Я не на митинге, чтобы ходить и флагом размахивать. И вообще, кончай базар, Яков Семенович, ты серьезный мужик, а я не к тебе и не по твою душу пришел.

Лялек негромко свистнул, в кабинет вошли трое, авторитет кивнул на Тулина, сказал:

– Человек бахвалится, мол, у него ствол при себе имеется. Если так, я вам не завидую.

Быстрые грубые руки обыскали Тулина.

– Пустой он, падла, – сказал один из охранников, явно старший.

Тулин без прыжков, выкриков и прочих прибабахов восточных единоборств влепил ему мощный правый боковой в челюсть, прежде чем мужик упал, успел выхватить у него из-за пазухи «узи», бросил на стол.

– Хозяин сказал, плохо будет, а его слово – закон. Я пришел по личному делу, Яков Семенович. С вашего разрешения я пойду закончу ужин, если у вас ко мне будут вопросы, всегда рад соответствовать.

Вера сидела за столом одна, никто не рискнул к ней подойти. Она абсолютно протрезвела, очень хотела выпить, но боялась, не зная, чем закончится разговор с ее мимолетным ухажером.

На шедшего через зал Тулина присутствующие старались не смотреть, пили мало, ели вяло, ужин походил на поминки.

– Так на чем мы остановились? – спросил Тулин, наполняя рюмки.

– Я испугалась, – прошептала Вера.

– Понятно. Я на вас зла не держу.

Они

закончили ужин молча, Тулин незаметно забрал свой пистолет, пожелал Вере всего наилучшего, подошел к Ляльку, спросил:

– Я вам не нужен, Яков Семенович?

Тот смотрел осоловело, икнул и ответил:

– Ты остаешься в Москве? – Поманил пальцем бригадира: – Проводи, Прохорыч, гостя.

Они вышли на крыльцо, около которого прохаживались сержант и боец ОМОНа.

– Ты мне сразу глянулся, парень, только не думай, что тебе многое можно, – сказал бригадир.

– Мне свое дело решить, чужого не надо, – ответил Тулин. – Мое дело – сторона, но ты бригадир толковый, люди пить не должны.

Бригадир был практически трезв, видно, чужак ударил по больному.

– Ты иди, решай свои вопросы, хозяину на глаза лишний раз не попадайся. У него в понедельник одно настроение, во вторник обратно другое.

– Спасибо и до свиданьица, – Тулин кивнул и пошел к машине.

Шалва Гочишвили являлся негласным хозяином кафе, в котором кавказцы порой собирались переговорить о делах, решить некоторые вопросы. Князь, человек занятой, давно устал от криминала, на жизнь припас достаточно, больше не хотел. Его дом в Сухуми сгорел, большая семья распалась, при встречах ему оказывали знаки традиционного внимания, но это его уже не трогало. Шалва не признавался даже себе, что его начали раздражать цветистые грузинские тосты, длинные, порой фальшивые заверения в любви.

Русские – грубый народ, не станут помогать человеку только потому, что он твой брат. Они проще и прямее в своей любви и ненависти, часто Князя русские раздражают, но за последние годы он стал лучше понимать русских, чем родных кавказцев. Князь еще не верил, что Гуров сумеет спасти внука Яндиева, но знал: этот русский пойдет до конца.

Сегодня кафе, как обычно, закрыли, за столом собрались одни кавказцы, русского не пригласили. Выпили за здоровье отцов, перешли к делу.

– Ты хотел сказать, Мухади, – обратился Шалва к чеченцу, который ненавидел русских и был недоволен, что в Чечне замиряются, а московская группировка его сородичей теряет былое величие.

– Спасибо, Шалва Давидович, – чеченец поклонился. – Мы зря доверились гяуру, теряем деньги и авторитет. Все читали, Тимура все равно расстреляют.

– Мы не можем договориться между собой, просим помощи у русского, – сказал Сека. – Я верю русскому, но он только человек, значит, смертен. Тимур не первый чеченец, который безвинно погибнет во имя Аллаха.

– Человек работает или за деньги, или во имя веры, – вмешался азербайджанец Мелик Юсуф-оглы. – Русский денег не берет, а он другой веры.