Защита от дурака
Шрифт:
— Бажан… — пробормотал Ратай. — Вы… вы из тех Бажанов?
Он явно говорил наобум.
— Нет, я не из тех Бажанов, — со светлой улыбкой ответил я.
Я опускался в роскошный уют общего хохота, как в теплую ванну. Лицо Ратая стало прозрачно-серым.
Во время зачета по его предмету Ратай выслушал меня с презрительным вниманием и сказал:
— Я не удивлюсь, если долгожданное на планете событие будет связано с вами.
— Вы имеете в виду поимку Дурака? — ощерился я.
— Нет, ни в коем случае, — изуверски улыбнулся Ратай. — Идите, но с такими куцыми знаниями не суйтесь ко мне.
Я приходил к нему раз десять, выслушивал тончайшие оскорбления,
— Ну, единство разрозненности и сходства вы усвоили. Зато противоположности не понимаете.
— И не пойму, — сдерзил я, устав от его мучительства. — Как могут быть два предмета едины и противоположны. У меня не умещается в сознании, как можно сравнивать разрозненность и сходство. Все равно, что высоту дома и продолжительность сна. Ваш предмет создан, как и многие другие в этом Центре, только для защиты от Него. Он мало чему научится, если попадет сюда.
Ратай пучеглазо смотрел на меня и долго маялся с ответом.
— Я не уполномочен обсуждать целесообразность своего предмета, — промямлил он.
— Точнее, несообразность!.. Всего доброго.
Я с превеликим удовольствием открыл дверь, вышел и привел новое положение двери в единство с противоположным. Звук вышел громкий и отрадный, разрозненно сходный с внятно облегчившимся животом.
Чем дальше я учился, тем больше вопросов роилось в моей голове. «Ну, хорошо, — думал я, — Защита исключает карьеризм, она глумится над высокими постами, сводя их к унизительному страху перед серьезными решениями, сосредоточивая на начальство презрение толпы. Президенты выбираются в лотерею, следовательно, высшие посты недоступны последовательным карьеристам (лишь позже я узнал, что результаты лотереи подтасовывают, и из ступени в ступень царят одни и те же). Так откуда это стремление взобраться повыше? Почему мы уже сейчас разделяемся на маклаков, которые перекупают наши высокие принципы и ловко спекулируют ими, и на лапосивых. Почему и после ЦВО маклаки и им подобные будут обходить лапосивых? Есть, значит, привилегии? На нашей планете, где определено, что привилегий себе требует только Он, а разумный агломерат добивается для себя лишь одной привилегии — трудиться для пользы общества больше, чем другие».
«Как же нас могут научить чему-то, ежели первейшая задача профессоров — скрыть информацию, привлекательную для Дурака? Они то и дело говорят не то, что думают, думают не то, что думает нормальный агломерат, нарочито трактуют жизнь и свои науки на Его уровне понимания. Это заговор разума, это опаснейшая по последствиям конспирация».
Так думал я, и только к шестому этапу понял, что конспирации разума нет. Преподаватели до того привыкли обминать острые углы, что перестали их замечать. Они больше не притворялись глупее себя настоящих, а стали… Здесь моя мысль упиралась и не хотела идти дальше. Последнее время мои мысли вообще выносятся страшным юзом к какому-то обрыву и замирают на волосок от падения в зияющую пропасть выводов. Вселенная — единая сквозная рана от выводов.
Я много говорил об этом с Примечанием, который преподавал у нас философию, да так, что мы с трудом останавливали маклаков, желавших послать его на Г/А. Да, Примечание жив-здоров, делает вид, что прошел Г/А, но это не спасает его от наскоков маклаков, которые подозревают, что он не был на Г/А. Ведь это здорово заметно — по внешнему виду, по приступам боли, когда агломерат катается по полу и воет. А Примечание не был на Г/А. Тут Джеб как-то словчил. Это я ему припомню, если надо будет.
С Примечанием надо быть начеку. На прошлой неделе он меня чуть не поймал на слове. Он долго рассуждал о том, что Защита не была рассчитана на напор всеобщей глупости, что благороднейшую идею Защиты превратили в балаган с прошлогодним снегом и президентишками, которые прячутся друг за дружку.
— Так вы (я чувствовал за Примечанием определенные силы) не пойдете дальше исправления Защиты? — нахмурился я.
— Ай да оранжевый! — расхохотался Примечание, и я вдруг понял двусмысленность своей реплики. — Ты упрекаешь меня в либерализме, в нерешительности? Нет, ЗОД надобно вовсе разрушить. Не потому, что она плоха, а потому что немыслимо усилить ее до защиты от всех дураков. Это будет не махина, не колосс, а галактика знает что! Мы построим эту хреновину, но и живот на это положим. Построим, все силы угрохаем — ляжем и перестанем быть. Неподъемная это задача — оградить каждого от его глупости. Против глупости необходимо искать другие лекарства.
Что мне стоило сдерживаться, выслушивая его ересь! Само множественное число — дураки — мне было поперек горла. И так мы беседовали не раз.
Шимана притормозила на повороте, и я, по новой привычке, внимательно обшаривая взглядом прохожих, натолкнулся на то, что искал. Всего в нескольких прыжках от меня по тротуару шла агломера с однословной надписью на груди. На этот раз я не дал дичи уйти.
— Стойте, — крикнул я, догнав агломеру. — Что означает это слово у вас на спине и на груди?
Агломера остановилась и без удивления, без смущения уставилась на мой оранжевый броский комбинезон.
— Надоело чистить зубы по утрам, — не конфузясь, ответила она. — А что?
Я осекся. Ладно. Делать нечего.
Оставив шиману на стоянке, я направился к Пиму. В эти две пробы после моего неудачного доклада мы виделись почти каждую попытку. Мне неприятно было оставаться дома с Меной, которая говорила только общеизвестные, пусть и очень умные вещи, не хотелось одурманиваться со своими дружками-воителями. «Серые» туго сближались со мной и (при мне) говорили только о пустяках. А с братом — в яростном споре — можно было отвести душу.
Я нарочно пошел пешком, чтобы заглянуть на несколько продуктовых складов: неделю назад жена, отстояв пару часов в очереди, запаслась продуктами, но теперь нужно добывать провиант на следующую неделю.
Всюду пустые полки. На одном из складов подошел агломер и предложил за пару больших картин два пакета таквы. Я взбесился и затащил его в пирамиду ЗОД — на Г/А. Брать со склада продукты, чтобы сбыть потом втридорога — это может только Он.
На перекрестке собралась толпища. Все смотрели вверх. Я тоже остановился.
По небу плыли два бугристых тучных облака сумеречно-серого цвета. Агломераты, не бывавшие в Аграрке, испуганно переговаривались. Те, кто бывал в Аграрке, пошучивали и объясняли, что это не страшно.
Я связался немедленно со службой контроля за Координатором.
— Да, мы в курсе, — ответили мне. — Несколько облаков прорвались через Заслон. Да, впервые после Духовной революции. Сейчас мы их уничтожим.
— Надо об этом сообщить по ласкателю.
— Зачем беспокоить население?