Защити меня
Шрифт:
Я устало потерла лоб. Да, ясности не прибавилось.
— Давай подождем, что нароют по этим датам. А там будем думать, что делать дальше.
Андрей встал, убрал со стола посуду, я так и продолжала пялиться перед собой. Конечно, он прав, нужно немного подождать, мне просто хочется, чтобы дело двигалось быстрее, чтобы появилась ясность, понимание того, к чему все катится.
Андрей наклонился ко мне, поцеловал в сгиб между шеей и плечом, я инстинктивно отклонила голову, чтобы ему было удобнее. Губы прошлись вверх по шее, потом мужчина спросил на ухо:
— Силы есть? — и легко прикусил
Потянул вверх футболку, я послушно подняла руки. Честно сказать, до комнаты мы не дошли, но меня это никак не огорчило.
Глава 18
Когда я вышла из душа, Андрей был в комнате. Я взяла пакеты, чтобы переодеться в купленное, но он заметил:
— Ходи дома в моей футболке, — и пакеты я отставила. — В шкафу можешь брать чистые, когда понадобятся.
— Хорошо.
Я села на диван, подложив под себя одну ногу, и не удержалась от вопроса:
— Может, стоит съездить в Малахово?
— Зачем?
— Не знаю. Может, найдем что-то в доме.
— Маловероятно. Записных книжек у девчонки не было, телефон утонул, да и приехали они туда за пару дней до случившегося.
В словах Андрея было рациональное зерно, я вздохнула, откидываясь на спинку дивана.
— Что, жажда деятельности обуревает? — усмехнулся он. — Я попросил посмотреть по камерам в районе дома Кристины, вдруг где засветились бордовые жигули ночью.
— Хорошо, когда можно кому-то позвонить, и он решит твои проблемы.
Я сначала сказала, потом подумала, как это прозвучало. Мы посмотрели друг на друга. Да уж, я вроде за этим и пришла к Андрею, и все ясно и прозрачно, никакой недоговоренности. А почему-то все равно стало неловко. Я отвела взгляд. Мы немного посидели в молчании, а потом я сказала, повинуясь странному импульсу:
— Просто я привыкла все делать сама. Решать проблемы, делать дела… Жить…
— А как же твой Мирон? — спросил Андрей после паузы. Я тяжело выдохнула. — Чувствуешь себя обязанной ему?
Теперь помолчала я.
— Чувствую. Раньше мы всегда были на равных. В детском доме, и когда вышли из него… Потом был Лука. Мы с Мироном неизбежно отстранились друг от друга. И Луке он не нравился. Конечно, я не бросила нашу дружбу, но… — я набрала в грудь воздуха. Всегда тяжело признаваться в своих ошибках. — Но первое время мы виделись мало.
— Это объяснимо, у тебя появился мужчина.
— Да, наверное, и все равно… — Я поставила перед собой колени и водила по ним пальцем, следя за этим движением. — Мирон никогда ничего не говорил, только поддерживал. Хотя я видела, ему без меня тяжело. Мы ведь всегда были вместе, а теперь он остался один…
— Мог бы найти себе женщину.
— С этим было сложно. У него врожденное сосудистое заболевание. Он с детства на диете, плюс определенные физические нагрузки… До какого-то момента этого хватало, потом пошли в ход медикаменты. А сейчас… Врачи сказали, требуется операция, иначе смерть может наступить в любой момент.
— И он не хотел никого обременять своей болезнью?
— Вроде того. К тому же секс — это тоже нагрузка. Последний год у него с личной жизнью, как я понимаю, было не очень.
— А
Я чувствовала внимательный взгляд Андрея, но глаз не могла поднять. Пожала плечами.
— Серьезных отношений он не заводил. Ну или не складывалось. На эту тему мы как-то не общались.
— И ты чувствовала себя виноватой за то, что у тебя сложилось? Это глупо, Даш.
Как он понял? Мы с Мироном не говорили об этом, но я действительно чувствовала свою вину.
— Когда все случилось, Мирон был со мной все время, — продолжила я, — ухаживал, чуть ли не с ложки кормил… Водил к психологам, пытался вытащить из депрессии, в которую я погрузилась. Мне не хотелось жить, но он, можно сказать, меня заставил.
Я грустно хмыкнула, посмотрев на Андрея.
— И поэтому ты украла деньги у Салагиадзе? Из-за чувства долга?
— Нет, почему… Я просто хотела спасти единственного дорогого мне человека. Других у меня нет.
Андрей немного помолчал.
— Какая сумма была, если не секрет? — Я назвала, он поджал губы. — И как планируешь ее отдавать?
— Как-нибудь. Кончится это все, буду наркоту таскать, пока не расплачусь с долгом.
— А сам Мирон что?
— Способностей у него выдающихся нет. Детдом, отсутствие высшего образования плюс болезнь… С работой у него было туго. Последние несколько месяцев сидел в ночной охране на складе, пристроили по знакомству, помогли с лицензией.
Наверное, мой рассказ звучал жалко. Сейчас, слыша собственные слова, я четко осознавала ту гигантскую пропасть, что лежит между моим миром и миром Андрея. И казалось странным, что он вообще согласился мне помочь.
— Андрей, — позвала его, он перевел на меня взгляд. — Если ты думаешь, что у меня есть компромат… Это не так. Я его в глаза не видела. Я даже не углядела, когда Лука подложил флешку в сумку тому парню. Он мне об этом сказал сам. Я испугалась тогда, потому что считала: это слишком опасно. Мы попадаем под удар, а нам даже прикрыться нечем. Кто это парень, где он? Что, если он просто выбросит флешку или удалит информацию? Но Лука был уверен, что все обойдется. Через два дня он погиб, этот парень следом за ним… Их обоих пытали, и я думаю, он, как и Лука, сказал им все. То, что Давид предпринимал попытки найти компромат… Он просто не знал, чем все кончилось, нашел ли его Жильцов. Вряд ли бы тот стал афишировать сей факт. Скорее всего, он получил все еще тогда, уничтожил, и живет себе спокойно.
— К чему ты это, Даш? — поинтересовался Андрей, когда я замолчала.
— К тому, что не стоит совершать ошибок. Искать то, чего нет. Ты не видел, но знаешь, чем все это может кончиться. Перед тобой несколько примеров. Жильцов просто избавится от тебя и будет жить дальше.
Пару секунд мы смотрели друг на друга, а потом Андрей спросил:
— Тогда почему ты еще жива, Даш?
Я непонимающе заморгала, качнула головой, отвела взгляд. Да, этим вопросом я тоже задавалась в свое время. Почему я жива? Положим, тогда киллер меня не нашел, но ведь все знали, кто я. С другой стороны, зачем я им вообще нужна, если ничего не знаю? Но ведь они не могли быть уверены в этом… Это только подтверждает мои мысли: Лука сказал, где искать компромат, Жильцов его нашел, а больше его ничего не беспокоит.