Засекинский дом
Шрифт:
Михаилъ Сергевичъ остался проживать въ Москв и вскор занялъ праздныхъ москвичей перемнами, какія совершались въ Заскинскомъ дом.
На двор появились строительные матеріалы и рабочіе, и въ шесть мсяцевъ времени предъ Заскинскимъ домомъ появилось восемь колоннъ, а по бокамъ дома въ вид двухъ крыльевъ полукружіемъ дв большія террассы на колоннадахъ, легкія, граціозныя, чрезвычайной красоты. Архитекторъ итальянецъ, нарочито выписаный, не самъ придумалъ, а скопировалъ крылья собора Св. Петра въ Рим. И Заскинскій домъ сталъ сразу самымъ красивымъ домомъ на всю имперію. Графъ Михаилъ Сергевичъ, не воинъ и сановникъ, а только богачъ и хозяинъ, жилъ мирно и скромно, безъ особыхъ пиршествъ и празднествъ. Москвичи могли только любоваться
И только разъ двинулся изъ дому его владлецъ. Но въ эти дни вся Москва волновалась, поднималась и спасалась. Былъ роковой двнадцатый годъ. Французъ былъ уже давно въ предлахъ россійскихъ и подошелъ къ Москв.
Втеченіе трехъ недль была денно и ночно суетня, и кипла работа въ Заскинскомъ дом. Укладывали вс диковины, вс сокровища. Человкъ двсти неустанно работали и едва успли все уложить и все увезти въ тульскую вотчину. Кое-что, правда, зарывали въ обширныхъ подвалахъ, но творили это ночью и тайно, боясь предателей.
И Заскинскій домъ вдругъ опустлъ, но не надолго… Прошелъ мсяцъ, и домъ снова засіялъ огнями. Но какъ-то чудно было въ немъ. Для обывателей казались тутъ чудеса въ ршет. Стоялъ тутъ со свитой Бонапартовъ фельдмаршалъ.
Въ дом и во двор кишмя кишли всякіе офицеры и солдаты въ удивительныхъ мундирахъ. На двор были и повозки, и лошади, и пушки. Сюда же приводили русскихъ офицеровъ и солдатъ, но они попадали въ Заскинскій домъ, какъ въ пасть львиную.
Въ желтой гостиной почти безвыходно сидлъ — писалъ, лъ и спалъ — самъ фельдмаршалъ.
Но все минуетъ на свт, и нтъ худа безъ добра. Отъ француза и слда не осталось. Былъ одинъ слдъ — Москва въ развалинахъ, дымящаяся. Но это не было французскимъ слдомъ. Сами же москвичи додумались, какъ прогнать французовъ. Выкурить! И выкурили…
Заскинскій домъ въ глубин большаго двора, да еще защищенный большимъ и густымъ садомъ, да вдобавокъ заключавшій въ своихъ стнахъ Наполеоновскаго фельдмаршала, разумется, остался цлъ и невредимъ, какъ островъ среди пламеннаго моря. Не прошло года, какъ вся Москва снова возродилась изъ пепла, еще боле блокаменная, будто умывшись въ огн. Заскинскій домъ былъ снова давно полонъ и снова весело свтился. Вс сокровища изъ вотчины и изъ подваловъ опять были на своихъ мстахъ. За то вернувшійся въ свой домъ графъ Михаилъ Сергевичъ, пользуясь тмъ, что весь околодокъ Николы Линючаго выгорлъ, какъ и вся Москва, тотчасъ же купилъ два погорлыя мста въ улиц, направо и налво отъ дома. Черезъ годъ по бокамъ Заскинскаго двора высились два дома на улицу, играя роль флигелей, и въ этихъ домахъ размстилась громадная дворня, освободивъ отъ себя домъ для господъ. Семейство графа было уже очень большое. Врне сказать, въ Заскинскомъ дом было шесть семействъ. Вс пять дочерей графа были замужемъ и жили съ мужьями и дтьми при отц. Главныя же и лучшія горницы занималъ со своей семьей единственный сынъ, Павелъ Михайловичъ, чудной, робкій, почти душевно больной. Какимъ образомъ у генералъ-аншефа оказался слабоумный внукъ, а у Арины Матвевны такой правнукъ, ршить мудрено. Мать Павла Михайловича была изъ древнйшаго россійскаго рода князей Сицкихъ. Графъ Михаилъ Сергевичъ любилъ равно всхъ своихъ дтей и считалъ, что законъ, дающій дочери право только на четырнадцатую часть, несправедливъ и даже безсмысленъ.
— Ужъ тогда прямо пускай издадутъ для дворянъ законъ о майоратахъ! — говорилъ онъ. — Сынъ будетъ богачъ, какъ и я былъ, а вс пять графинь Заскиныхъ пойдутъ въ компаньонки или въ монахини, если не выйдутъ
Разумется, графъ на этомъ основаніи распорядился такъ, что каждой изъ своихъ дочерей назначилъ большое приданое и всхъ выдалъ отлично замужъ. Сына, обиженнаго природой, неспособнаго ни на что, но добраго и тихаго, графъ женилъ на дочери друга своего, курляндскаго барона, давно поселившагося въ Москв.
Молодая графиня Заскина была женщиной не дюжинной, хорошей женой и невсткой. Свекоръ упрекалъ ее только за то, что она была какая-то «сонная». Въ дйствительности, графиня была совершенно болзненное, худосочное существо, скрипвшее и хворавшее безъ всякихъ видимыхъ болзней. У нея всего было понемножку, отъ ревматизмовъ до періодическихъ флюсовъ на щекахъ отъ вчно болящихъ зубовъ.
Слабоумный графъ Павелъ и графиня Доротея, перешедшая въ православіе подъ именемъ Даріи, были четой странной. Графъ былъ ростомъ и видомъ въ дда генералъ-аншефа, а лицомъ въ прабабку Арину Матвевну, и былъ поэтому красивъ собой, но умственно онъ не имлъ съ предками ничего общаго и былъ прямо негативомъ ихъ.
Графиня была очень неглупа и образована, занималась переводами съ нмецкаго и французскаго на русскій языкъ ради собственнаго развлеченія, хорошо рисовала акварелью, была музыкантшей. Но все это она длала совсмъ автоматически. Хворости задали ее. Маленькая ростомъ, съ блдно-зеленымъ цвтомъ лица, она еле говорила, тихо двигалась, кисло улыбалась и была безучастна ко всему, — «истинная соня», какъ прозвалъ ее свекоръ.
Рожденіе на свтъ сына и двухъ дочерей совсмъ разстроили ея здоровье, и она въ 25 лтъ отъ роду была уже чахоточной и на ладонъ дышала.
VII
Прошло опять немало лтъ. Въ т дни, когда Москва волновалась и толковала, кто будетъ царствовать, кто наслдуетъ престолъ россійскій — Константинъ или Николай, въ Заскинскомъ дом тоже волновались.
Юный графъ Михаилъ Павловичъ, давно потерявшій дда, но равно потерявшій и слабоумнаго отца, жилъ съ вчно хворой матерью и съ двумя сестрами. Ему было уже восемнадцать лтъ, и онъ собирался на службу, А мать говорила, что будетъ счастіе великое, если воцарится великій князь Николай Павловичъ. Если же вступитъ на престолъ великій князь Константинъ Павловичъ, то имъ будетъ хуже: нтъ тхъ же ходовъ при двор.
Заскинскій домъ казался глухъ и сумраченъ. По смерти стараго графа Михаила Сергевича, дочери его со своими семьями выхали изъ Заскинскаго дома въ разныя стороны — кто въ Петербургъ, или въ провинцію, по мсту служенія мужей, или въ вотчины, полученныя въ приданое.
Вдова графа Павла Михайловича, теперь женщина еще только тридцати пяти лтъ, жила скуповато, скромно и всячески берегла состояніе своего любимца Мишеньки. У нея была цль. Съ тхъ поръ, что она овдовла, она задумала всякими путями снова накопить то, что потерялъ сынъ, представитель именитаго рода, вслдствіе раздла его отца съ сестрами. Приданое, данное его ддомъ его пяти тетушкамъ, сильно умалило состояніе. А вдь онъ единственный на Руси потомокъ знаменитаго екатерининскаго вельможи, генералъ-аншефа Сергя Сергевича, такъ какъ родъ графа Николая Сергевича, поселившагося въ Петербург, прекратился. Хотя отъ питерскаго дяди посл его смерти и досталось по закону наслдство, но оно явилось подспорьемъ, а не обогащеніемъ.
Тотчасъ же по вступленіи на престолъ императора Николая юный графъ Михаилъ Павловичъ Заскинъ поступилъ въ Кавалергардскій полкъ и шумно, весело зажилъ въ Петербург. Мать съ двумя дочерьми осталась въ Москв. Заскинскій домъ затихъ еще боле. Хворая графиня жила почти скаредно, но ежемсячно посылала крупныя суммы денегъ сыну въ Петербургъ. Эти посылки, наконецъ, стали вліять на управленіе всми помстьями. Дв вотчины были уже въ опекунскомъ совт.
Напрасно письменно и устно при рдкихъ свиданіяхъ просила графиня сына воздержаться и не жить безпутной жизнью, губя слабое здоровье. Юный графъ не слушался…