Зашифрованные маршруты
Шрифт:
– Держись, парень! Сейчас дома будем! Байкал мало-мало разгулялся - это ничего!
– прокричал Петьке моторист.
Скалы на берегу вдруг расступились, как в сказке, и между ним оказался поселок. Петька насчитал двенадцать маленьких домиков. Ближе к берегу волны стали круче и злее, но с каждой волной лодка все ближе и ближе подлетала к золотистой песчаной косе.
– Выходить быстро надо, - сказал моторист, - я поплыву дальше, до вечера в Голоустной надо быть.
Таня спросонья удивленно смотрела на залитый солнцем поселок и на мальчишек, сидящих на высоком старом маяке. Наконец, лодка, брошенная волной, ткнулась в берег, зашуршала днищем по песку. Петька подхватил два узелка и пощупал сверток за пазухой, выпрыгнул на берег и
Мальчишки спрыгнули со ступенек старого маяка.
– Здравствуйте! С приездом!
– почти хором сказали они.
Вера Ивановна улыбнулась:
– Здравствуйте, мальчики. Вот мои внучата - Таня и Петя. Вы с ними будете дружить?
– Будем, - ответили ребята.
Через полчаса Таня, Петька и бабушка крепко спали в своем домике, напившись козьего молока, которое принесла им соседка тетя Нюша.
Глава 8
На другое утро, проснувшись раньше всех, Петька, прежде всего, подошел к печурке и, запустив в нее руку, проверил сверток. Все в порядке, он заткнул печурку сухой тряпочкой, потянулся, сладко зевнул и вышел на крыльцо. Поселок еще спал. Где-то рядом в лесу куковала кукушка. Байкал был совершенно спокоен. От утренней зари вода его казалась слегка розоватой. К такой тишине Петька еще не привык. Ему все казалось, что вот-вот завоют сирены, задрожат стекла, тяжело застучат пулеметы. Но ничего такого не было. Мягко шуршал под ногами песок, когда Петька обходил вокруг бабушкин домик, спокойно и грустно куковала невидимая в лесу птица.
Первым делом Петька решил осмотреть чердак дома и разыскать там старинные карты прибайкальской тайги, о которых рассказывала бабушка. Очень давно в доме Веры Ивановны жил лесник Потапов. О нем в своем дневнике упоминает командир Быль-Былинский. Петька навсегда запомнил его строчки: «Координаты шифрую, боюсь, что перехватит предатель, который, я теперь точно знаю, есть в нашем отряде. Расшифровать поможет лесник Потапов. Я пользуюсь его методом, составляя маршрут».
Петька подошел к дровянику, осторожно, боясь скрипнуть дверью, вытащил оттуда две сосновые чурки и поставил их к стене дома одна на другую. Придерживаясь рукой за острые обросшие мхом бревна, стал подниматься. Легко подтянувшись на руках, он головой оттолкнул маленькую узкую дверку и проник на чердак. Встав на перекрытие, обернулся и с высоты дома посмотрел на Байкал. Бесконечно вдаль уходила блестевшая вода, и нескончаемо тянулись горы. На вершинах некоторых гор, высоко за облаками, лежал искристый снег. Налюбовавшись, Петька приступил к поискам потаповских карт. Старик Потапов еще до революции сочувствовал большевикам и помогал им совершать побеги с царской каторги. Когда колчаковцы пришли в Сибирь, лесник отказался вести карательный отряд через тайгу в поселок Тутура, и его тут же на берегу, расстреляли. А Быль-Былинский, ничего не зная об этих событиях, в дневнике просил обращаться за расшифровкой к Потапову.
Незадолго до войны бабушка, обмазывая на чердаке трубу глиной, случайно в старой козьей шкуре нашла потаповские карты. Разгадав их, можно было расшифровать и записи в дневнике. Вера Ивановна возила карты в Листвянку, в сельсовет, но там какие-то новые работники, не знавшие даже об отряде Быль-Былинского, взглянув на карты, сказали, что они слишком старые и выполнены технически безграмотно. Ни севера, ни юга не указано. Вместо названий речек стояли только цифры от единицы до двадцати двух и после каждой цифры (это бабушка запомнила) стояли странные буквы: сз, слщ, сл. Карты бабушке вернули обратно. Тогда Вера Ивановна, коротко рассказав суть дела, попросила карты свозить в Иркутск, но председатель сельсовета ответил:
В дальнем углу чердака Петька заметил ветвистые рога и отшатнулся, потому что белый череп изюбра неприятно смотрел на него пустыми глазницами. Оттащив рога в сторону, Петька обшарил темный угол, но ничего не нашел. В одном месте он нащупал какую-то мягкую вещь, вытащил из опилок, которыми было засыпано перекрытие, подошел к двери и рассмотрел на свету. Это была старая папаха с пробитой в самом центре красной ленточкой. Петька положил папаху возле выхода. Он шарил в карнизах, шарил между досками перекрытия, шарил через щель за наличниками окон - ни шкуры, ни карт не было.
– Петька, что ты ни свет, ни заря туда залез, известка с потолка сыплется, - раздался снизу голос Веры Ивановны.
– Бабушка, - почему-то шепотом сказал Петька, - здесь ничего нет, я все обыскал.
– Плохо, значит, искал. В левом переднем углу, под дощечками, надо было искать. Эх ты, Петька, Петька! Слазь-ка. Сходим, приведем козу, подоим ее, а потом с Танюшкой найдете. Много лет лежали, два часа полежат, никуда не денутся.
Петька слез и подошел к Тане.
– Знаешь, мне показалось, что там кто-то уже шарился. Дощечки, про которые говорила бабушка, разбросаны. В опилках тоже ничего нет, я руками прощупал их по всему чердаку. Папаху старую нашел, а карт нету.
– Не переживай, Петька. Сейчас сходим за козой и вместе поищем. Может, бабушка забыла, куда их спрятала.
И они пошли к Подметкиным.
Коза Майка принадлежала Жмыхиным, но когда Вера Ивановна поехала в Краснокардонск, то попросила посмотреть за ней Агриппину Подметкину, заплатив ей деньги.
– Узнает Майка меня или нет?
– рассуждала вслух бабушка.
– Почти два года мы с ней не виделись.
Подметкины жили сразу в двух домах. Особняки стояли в лесу, у самых скал. В одном доме жили старики, а в другом Шурка Подметкин и его родители.
Вера Ивановна рассказывала, что раньше, до революции, Подметкины были богачами. У рыбаков скупали рыбу, у охотников - ценные шкурки соболей и горностаев. Пушнину продавали за границу. У них была даже своя фактория, но перед революцией старый Подметкин все продал, бумажные деньги обменял на золото и удрал за границу. Шуркины дедушка и бабушка, как говорил сам Шурка Подметкин, остались здесь, на Байкале, совсем нищими. Шурке не верили. В поселке знали, что «у Подметкиных зимой снега не всегда выпросишь».
Бабушку Шуркины родители встретили очень приветливо, пригласили в дом, но, заметив в руке веревочку, сразу стали другими.
– Сколь хлопот с косой было, не тай, коспоти, - запричитала Шуркина бабушка, - намучились мы с ней! Ат, сущий ат.
– Она посмотрела в угол на икону: - Не тай, коспоти.
Вера Ивановна встала с табуретки.
– Молоко она вам давала. Козленочка вам принесла. За уход я вам заплатила, так на что же вы жалуетесь, Агриппина Федоровна?
Лицо Агриппины Федоровны совсем сморщилось.
– Ты пы, Вера, топавила еще руплей тватдать пять али хотя пы тесять.
– Сейчас у меня, Агриппина Федоровна, денег нет. Потом дам двадцать пять рублей, но козленочка заберу.
Шуркина бабка испугалась.
– Что ты, матушка? Ты итак много тала, не нато польше ничего, окромя косленочка, все-таки память будет о Майке. Молоко у ней, ну просто сливки, с нашими косами ни в какой счет не итет. Спасипо тепе, соступница!
Через калитку коза выбежала сама, но потом заупрямилась. Бабушка шла сзади, помахивая тонким прутиком, а Петька с Таней тянули козу за веревочку. Майка идти не хотела и упиралась копытцами в землю. Тогда на помощь приходил Шурка Подметкин и, бесконечно шмыгая носом, толкал козу сзади плечом. Когда Майку втолкнули, наконец, во дворик, Шурка, стоя у калитки, спросил: