Заслуженный гамаковод России
Шрифт:
Но беспокоиться стоило, безусловно, не ему одному: являясь всего лишь яркой и популярной подсадной уткой – привлекающей новых клиентов долгими призывными криками – он не представлял из себя ничего в деле оценки и прогнозирования, чего, безусловно, напавшие просто не знали. Все мы на время затаились и напряглись, усилив охрану на проходной фирмы, хотя и понимая почти полную бессмысленность этого. И опасения полностью оправдались, заставив меня – после всего случившегося – совершить ещё один дикий головоломный кульбит.
До сих пор – как в самом страшном кошмаре – вспоминается мне этот жуткий позорный день, стоивший мне карьеры аналитика, последних остатков веры в человечество и целого набора перебитых переломанных костей. Я не буду демонстрировать вам сейчас до сих пор внятные следы преступления на моём теле, так же как не буду объяснять того, что преступники не были найдены, растворившись на чёрном могучем джипе с ясно видными номерами, оставив меня
Торопясь как-то на работу, я шёл по хорошо знакомому переулку, спускавшемуся к реке с холма, когда из стоявшей впереди шикарной машины (а там останавливались на прикол только такие!) вышла весьма соблазнительно выглядящая азиатка. Ох уж эти азиатки: я совершенно забыл про их затаённые подлость и коварство, проявляющиеся так неожиданно и исподтишка. Попросив помочь в мелком неотложном деле, она заставила меня заглянуть в машину и наклониться: сидевшие наготове бандиты уже тянули ко мне мохнатые синие лапы, так что я даже не получил шанса выскочить и уйти из западни. Подготовленный заранее наркоз отключил мне сознание, и очнулся я только в лесу, надёжно связанный по рукам и ногам.
Несколько рёбер уже сильно и остро саднили от произведённых с ними операций, но главное дело бандиты приберегли до моего возвращения в этот не самый прекрасный мир. Общение совершалось на двух уровнях: не видимый мне человек со злобными интонациями в приятном бархатном голосе перечислял свои личные потери на фондовом рынке, совершённые якобы под моим легкомысленным влиянием, в то время как два или три мордоворота – особо не прятавшие лиц – окучивали моё тело с головы до пяток. В вину мне ставились потеря яхты, проигрыш некоего завода – обанкроченного за несусветные долги, скрывавшиеся до самого конца преступным руководством – и лишение в результате привычного образа жизни. Злобное желание вытрясти из меня каждую копейку ограничивалось тем, что вытрясать из меня – по его меркам – было практически нечего, так что вся ярость животного обращалась на моё бренное тело. «А можем – если хочешь – и в бетон закатать». Сдержанное ржание вокруг меня подтвердило, что в данном случае не исключался и такой вариант, однако судьба не решилась ставить на мне крест, и к моменту отбытия проигравшегося хозяина жизни и его банды – помимо многочисленных синяков и кровоподтёков – у меня появилось ещё несколько серьёзных переломов.
Взятое с меня обязательство никогда больше не работать финансовым аналитиком – «а иначе мы тебе череп раскроим!» – разорившийся мафиози подтвердил крепким увесистым пинком в незащищённое место, так что ещё какое-то время после отъезда машины я приходил в себя, отлёживаясь и распутывая верёвки. Несмотря на потерю большей части имущества, мафиози явно обладал огромными возможностями, и я никак не мог игнорировать грозное предупреждение. Пытаться же найти его с помощью милиции вряд ли имело смысл: он бы просто откупился, уничтожив потом меня и всех причастных к делу свидетелей, так что, добравшись до города и отлежав полтора месяца в больнице, я быстренько свернул дела в фирме и ушёл на покой, сославшись на последствия полученных травм и повреждений.
Но самое главное моё достояние – моя голова – оставалась в целости и сохранности. Сломанные рёбра, перебитая ключица, перешибленное запястье были лишь частью пробитой защиты перед внешним враждебным миром, который истекал слюной в желании проглотить меня и тихо переварить, но мой мозг, мой ум, мои способности были неподвластны ему. Я больше не имел ничего общего с тем мечтательным юнцом, который когда-то хотел осчастливить мир, но постепенно – через опыт и размышления – пришёл к выводу: осчастливить можно лишь себя и своих близких, доверенных судьбой. После же выхода из больницы – обнаружив полное отсутствие родных и дорогих себе людей – я по-настоящему уже заскучал. Это была настоящая депрессия, не скрашиваемая продолжавшимися более или менее удачными манипуляциями на бирже: я жил на те деньги, которые удавалось намыть на старых хорошо изученных приисках, подторговывая иногда и на валютном рынке. Мысль о диверсификации процесса зарабатывания денег давно беспокоила меня, но лишь расставшись с официальной должностью, я решился попробовать. Совершенно другие возможности – учитывая размер плеча – обещало новое незнакомое занятие, одновременно настораживая и пугая: ведь если незначительное колебание в нужную сторону могло просто озолотить меня, то такой же провал поставил бы крест на целом немаленьком депо, так что для начала я действовал очень осторожно. Прежде чем сделать ставку – загружая лишь десятую часть депо общепринятой здесь сотней плечей – я тщательно отслеживал глобальную ситуацию: здесь уже не годились одни лишь локальные или местные новости. Конфликты государств, упавшие или взлетевшие цены на сырьё или флуктуации ставки
Выжать всю возможную выгоду, довести конкурентов до скоротечного банкротства, подчинить процесс себе: больше я не ставил таких грандиозных планов, ограничиваясь разумными надёжными показателями. Я плыл по вольной реке, не связанный никакими желаниями и обязательствами: как только река изменяла направление, я тотчас же делал соответствующую поправку, подстраиваясь под вновь прокладываемый курс, тянувший почти всегда вверх, к новым вершинам. Лонг с максимальным количеством плечей безусловно оказывался выгоднее тактического временного шорта, ведь если купленная бумага – по тем или иным причинам – неожиданно сползала вниз, то рано или поздно она обязательно возвращалась к прошлым опробованным вершинам, чего никак нельзя было сказать про шорт. Не вовремя зашорченная фишка пригоняла целое стадо лосей, тыкавшихся глупыми доверчивыми мордами в руки и требовавших постоянно новых и новых денег. Проценты капали независимо от того, рабочий был день или выходной, вымывая в депо длинную глубокую борозду, которую могли замазать лишь заметные правильные движения. Я не признавал необходимости переходить время от времени в кэш, сбрасывая все имевшиеся акции: мой метод предполагал плавное перетекание из реализовавших свой временный потенциал в явно недооценённые и находящиеся в преддверии подъёма активы. Какая польза могла состоять в хранении свободных средств на счету, когда они обязаны были совершать кругооборот, принося новые деньги? И здесь я подхожу к самому печальному и трагичному из всего, что довелось пережить мне за уже немаленькую жизнь: к потере депо.
Разве мог предполагать я – пройдя и миновав уже случившиеся трагические события – что когда-нибудь я буду говорить: «это не самое худшее, что было со мною»? Но входя в тот трагический январь с резервуарами, плотно набитыми мелким сурком, мелким же тельцем и прочими сильно недооценёнными фишками, я никак не мог предположить, что наяву встречусь с чем-либо подобным: трагические семь дней вертикального полёта вниз так сильно обкорнали долгие годы собираемое и накапливаемое депо, что в момент отскока практически нечего мне было спасать в упавшем на самое дно пропасти плоде. Из-за случившихся нескольких подряд маржин-коллов лишь жалкая шкурка оставалась от того мощного и сочного плода, что так долго рос и набирался силой на унавоженной чёрной почве, заставляя меня испытывать высокие светлые чувства. Гордость за созданное почти из ничего – державшая меня все последние годы и позволявшая верить в великую судьбу, ещё не до конца давшую о себе знать – получила удар под дых и отбросила копыта в сторону, и проснувшись на восьмой день утром, я сразу осознал: я стал никем.
Болтавшиеся на форексе мелкие незначительные суммы абсолютно не могли спасти ситуацию: не больше десятой части всех средств держал я в этом ненадёжном унылом месте, всё не дававшемся в руки и норовившем обнулить и без того мелкие накопления. Случавшиеся уже несколько раз серьёзнейшие просадки могли почти любого довести до неожиданного инфаркта, и только мой большой опыт помогал выбираться из паскуднейших ситуаций. Мой ангел-хранитель всё ещё витал где-то неподалёку за спиной, время от времени выныривая из облаков и вытаскивая меня из попадавшейся местами топкой вязкой трясины. Неожиданные – за пять минут – резкие сливы, хорошо организованные и ярко видные по почерку задёрги и атаки, ничем не оправданные топтания цен в узком коридоре: со всеми этими прелестями мне удавалось разбираться раньше, иногда теряя, но чаще используя резкие сильные движения. И тем трагичнее стал итог: к концу января я пришёл с сократившимся в десять раз депо и абсолютно туманными перспективами дальнейшей жизни и работы, потому что – даже при возобновлении благоприятного для меня тренда – жить на зарабатываемое стало уже практически невозможно.
Что бы вы сделали на моём месте? Да, вот вы: в переднем ряду, с таким уверенным и твёрдым взглядом, позволяющим думать, что в вашей жизни не случалось подобных происшествий. Потому что если бы вам дали такой удар в самое больное уязвимое место, то вы не находились бы сейчас здесь, готовясь узнать секреты трейдерского искусства: только надеющиеся на успех и никогда не получавшие смертельного нокаутирующего удара приходят сюда с великой целью и надеждой на будущее. Но даже в те жуткие дни надежда не бросала меня. У меня оставалась единственная возможность, и я решился на самый последний крайний шаг: я заложил квартиру.