Заставь меня жить

Your Personal Boggart

– Не думаю, - рассеянно вожу ладонями по пушистому покрывалу.
– Но я также не думаю, что Невилл - идиот.

Могли ли мы подумать, что через двадцать минут будем топтаться в дверях просторного зала и наблюдать за стайкой девушек, собравшихся возле огромных размеров граммофона? Таких смелых парней, как Невилл, оказывается человек десять. Каково наше удивление, когда к этим десяти присоединяется ещё шесть. Чувство, что я и Рон - два дурака, которые сами не понимают, что они тут забыли, усиливается в разы, стоит появиться Филчу. Бурча ругательства в адрес собравшихся со свойственной ему брюзгливостью и

вредностью, он прогоняет девочек от граммофона и начинает натирать массивную металлическую трубу с поразительной внимательностью и заботой в каждом движении. Верная кошка крутится у ног хозяина, при виде которой мы с Роном синхронно хмуримся: именно миссис Норрис в большинстве случаев замечает нас в коридорах замка после отбоя.

Нашему с Роном ужасу нет предела, когда в зал заходит профессор МакГонагалл. Деловито оглянувшись по сторонам, волшебница привлекает внимание присутствующих, а я тут же вспоминаю четвёртый курс: именно она учила нас танцам во время Турнира трёх волшебников. Наше счастье, что мы являлись лишь сторонними наблюдателями и, в отличие от участников турнира, не обязаны были танцевать на праздничном балу. Тем не менее, тогда, три года назад, каждый юноша и каждая девушка должны были найти себе пару и обучиться этому отнюдь нелёгкому искусству, а дальше дело оставалось за малым: хочешь - танцуй, не хочешь - не танцуй.

Сейчас же посещение Клуба - дело добровольное.

Будто только осознав сей очевидный факт, тыкаю Рона в бок и предлагаю ему по-тихому уйти отсюда. Нам это почти удаётся. «Почти» потому, что кто-то окликает меня. Обернувшись, я с лёгким удивлением обнаруживаю перед собой миловидную девушку. Глядя на её, казалось бы, знакомое лицо в обрамлении пушистых тёмных волос, я пытаюсь вспомнить имя, но безуспешно. Видимо, она замечает моё смятение и, приветственно протянув ладонь, мягко произносит:

– Меня зовут Ромильда Вейн.

Неуклюже сжимаю тонкие пальцы, краем глаза отмечаю, как вытягивается лицо Рона.

– Очень приятно, Ромильда. Я…

– Гарри Поттер, знаю, - произносит она прежде меня и улыбается, а во взгляде карие глаз мелькают лукавые искорки. Затем, слегка склонив голову, добавляет.
– Я подумала, не согласишься ли ты быть моим партнёром?

Откровенно теряюсь. Танцевать я практически не умею, желание научиться отсутствует полностью, но совесть не позволяет отказать девушке. В конечном счёте, пропустив мимо колкий взгляд друга, соглашаюсь. Ромильда одаривает меня лучезарной улыбкой и, властно взяв под руку, уводит в сторону других учеников, уже успевших разбиться на пары.

* * *

Пожалуй, довольным остаётся один лишь Невилл. Ещё бы, ведь я пошёл с ним, более того, нашёл себе пару (точнее, это меня нашли) и теперь точно не смогу увильнуть от следующего похода в Клуб. Рон усиленно изображает из себя обиженного, нападает на меня, пытаясь отговорить идти туда снова. Не то чтобы я испытываю желание в очередной раз оттоптать ноги несчастной, тем не менее, весьма довольной Ромильде, но…

– Да ведь она специально подошла к тебе, Гарри!
– Возмущению друга нет предела. Отчаянно жестикулируя, он расхаживает по спальне, в то время как я переодеваюсь из рубашки в тёплый свитер.
– Ты раньше общался с ней? Нет! С чего бы ей сегодня ни с того ни с сего предлагать тебе потанцевать?

Просунув

голову в вырез свитера, одеваю очки, задумчиво прикусываю нижнюю губу.

– Не знаю, Рон… Кто их поймёт, этих девчонок.

– Тут и так всё ясно! Ведь ты, Гарри, теперь Избранный!
– Даже мой резкий взгляд не может заставить друга замолчать.
– Она решает завладеть твоим вниманием.

Я даже перестаю застёгивать мантию.

– Завладеть моим вниманием? Рон, откуда такие формулировки?.. И вообще, почему это так задевает тебя?

Рон резко замирает на одном месте, неожиданно краснеет и опускает взгляд. Отвечать он, видимо, не собирается. Ничего не понимаю.

Этим же вечером, когда мы с друзьями располагаемся в гостиной Гриффиндора поближе к камину и обрастаем учебниками в процессе учёбы, до моего слуха долетает обрывок чьей-то фразы:

– …видимо, никто действительно не знает, куда пропал Тот-кого-нельзя-называть.

Поправив очки, смотрю поверх учебника на группу третьекурсников, только что прошмыгнувших в проём отъехавшей картины. В руках одного из них - утренний номер Ежедневного пророка.

Гермиона не сразу обращает внимание на моё прикосновение. Отводя волосы от лица, она медленно подаётся в мою сторону, но её внимательный взгляд до сих пор остаётся прикован к листу пергамента, а перо так и дрожит в умелой руке, выводя последний завиток под буквой «g».

– Да, Гарри?

– Скажи, чьё это имя теперь боятся произносить вслух?

Кончик пера замирает. Внимательный взгляд подруги скользит по моему лицу и останавливается на лбу, там, где теперь шрам.

Всё понятно и без слов.

Откладываю своё перо, провожу ладонями по лицу.

– Что за несусветная глупость?
– тихо произношу, делая значительную паузу после каждого слова.

Рон отвлекается от учебника, как-то странно смотрит на меня. Следующие слова рождаются на свет незамедлительно:

– Даже не думайте брать пример с них.

Гермиона выпрямляется, гордо расправляет плечи.

– Я не боюсь его имени.

Рон тут же кивает, полностью соглашаясь с Гермионой.

Закончив уроки, я собираю свои вещи и отправляюсь спать пораньше, так как завтра утром нас ждёт матч по квиддичу со Слизерином.

Единственное, выспаться мне не удаётся, потому что закон подлости, по всей видимости, самый действенный в мире. Утром, когда спальня наполняется голосами парней, а спустя пять минут ладонь Рона тормошит меня за плечо в попытках разбудить, я принимаю сидячее положение и мигом ощущаю, какой адской болью разражается моя голова. Отодвинув полог, тут же запахиваю его обратно - яркое солнце, как назло, ударяет в глаза, вызывая новую волну обжигающей боли.

– Эй, Гарри, что ты там копаешься? Нам пора на завтрак, а затем на матч!
– звонкий голос друга перемещается по спальне, сопровождаемый тихим хлопком закрывшегося чемодана, а затем и скрипом двери, ведущей в душ.

Вторая попытка выйти на солнечный свет оказывается успешнее первой, но боль не покидает меня, даже когда мы спускаемся в Большой зал. Она странным образом концентрируется в области лба, словно выжигает голову изнутри. Очки давят на переносицу так, словно весят сотню фунтов. Зажмурившись, сдёргиваю оправу, когда чей-то безмятежный голос доходит до притуплённого сознания.