Застенок
Шрифт:
– Ммолодой человек, не буяньте, очень вас прошу.
Роман перестал громыхать и обернулся. Но все равно ничего не увидел, кроме неясного силуэта у соседней стены.
– Не бунтуйте, юноша, это же несерьезно. Никогда не бунтуйте против того, что сильнее вас.
– Почему? – спросил Роман, немного расслабившись
– Не тратьте жизнь на абсурд. Это неразумно. Вот вы, как я гляжу, молодой да ранний, – а знаете ли вы, юноша, что такое разум? Бьюсь об заклад, не знаете. А туда же – спорить со мной.
– Я не спорю. Вы кто?
– Я-то? Человек… А… кха… кха…
Человек зашелся в сильном
– Не обращайте внимания, юноша. Простудился, должно быть, на сырой земле ночуя. Так вы интересуетесь, кто я. Отвечаю: личность без определенного места жительства. Не брезгуете?
– Н-нет, – храбро ответил Роман. Дышать он старался пореже и через рот.
– А ведь были времена – и квартира была, и деньги, и звание, и семья. Но я, молодой человек, не жалею, не думайте, что я жалуюсь. Все так и должно быть. Как говорит нынешняя молодежь, все путем. Был доцентом – стал бомжом.
– Как доцентом? – поразился Роман.
– Да, юноша, фортуна переменчива, не верьте ей. Доцент кафедры философии к вашим услугам. Бывший доцент. Из университета меня злопыхатели выгнали, жена с сыном погибли в аварии, квартиру отобрали – бумажку фиговую по слабости человеческой подмахнул. Да дело прошлое. Теперь я веду вольную жизнь.
Из рассказа соседа на Романа повеяло чем-то знакомым. Чем-то давнишним, плохо забытым, лишь слегка припорошенным годами. И этот запах, странный, нечеловеческий, тоже что-то напоминал. Совсем недавно кто-то не очень трезво говорил об этом. Что псиной пахнет страх. Смертельный страх. С кем это он пьянствовал? Увлекательная, между прочим, была тема. И вдруг вспомнил.
Доцент Козырян. Кафедра философии. Университет. Безоблачные студенческие годы. Доцента за глаза звали Анубисом.
– А что же вы замолчали? – спросил бывший доцент.
– Так, – неохотно ответил Роман. – Думаю, отчего это здесь так темно.
– А это они электричество экономят.
– А вы давно здесь?
– Я здесь регулярно, молодой человек. Я здесь, знаете ли, живу. Временно, разумеется, но временная прописка, она, как водится, самая постоянная. Вот теперь и сосед у меня появился. Развлечение как-никак, если не возражаете.
Роман возражал, но сказать об этом постеснялся. Тема была для него деликатной.
В университетские годы, как и всякий нормальный студент, которого доцент Козырян насиловал философией, Роман был весьма наслышан о склонностях Анубиса. Упорные слухи приписывали тому ярко-голубую ориентацию, несмотря на семейное положение. Слухи имели под собой твердую почву: доцент испытывал очевидную симпатию к юношам и не любил кокетничающих с ним на экзаменах девушек. Провинившиеся таким образом студентки выше «удовлетворительного» у него никогда не поднимались.
Анубис в качестве соседа по камере чрезвычайно расстроил Романа. Эротические кошмары во сне и наяву упорно не желали оставлять его в покое.
– Н-да. Ну а вы-то за какие
– Я? – Роман вздрогнул. – Не знаю. Шел, подскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся – кирпич. Замуровали.
– Э, бросьте, – проворчал доцент. – Несознанка только для допросов годится, и то не всегда.
– Я правда не знаю, за что меня сюда посадили.
– Все-то вы знаете. Только думать не хотите. На что вам разум даден, юноша?
Анубис, вне всяких сомнений, Анубис. Роман мысленно застонал. Каким ты был, таким и остался. Помешанный на привилегиях разума, доцент обожал загружать подневольных студентов тяжелыми размышлениями вслух. Любимым его словечком было «рациональный», прилагаемое ко всему, что имело хоть малейший философский оттенок. Произносил он его с большой страстью, врастяжку, добавляя в любовном экстазе лишнюю букву: «Ра-цио-а-нальный». Студенты, конечно, ржали и обыгрывали это в прозвищах доцента: Мыслящий Анус, Анус Сапиенс, Анубис – Анус на бис.
Имя Анубис имело и другую этимологию. Анубис – египетский бог, покровитель мертвых, с шакальей головой – намек на запах псины, источаемой доцентом несмотря на всевозможную парфюмерию. Что поделать – собственность неотчуждаема. Именно этот неистребимый запах и был основной причиной всеобщей нелюбви к Анубису. Ко всему прочему философа подозревали в некрофилии, бог ведает, на каком основании. Быть может, из-за благосклонности доцента к чахлым, рахитичным и бледным юношам со взором, затуманенным светом Разума. А может, из-за облика самого Анубиса, отдаленно напоминающего оживший скелет: худой, в неизменном мешковатом костюме, с продолговатым черепом, туго обтянутым кожей и с большими залысинами.
– Просто так на свете, молодой человек, ничего не бывает. Всему есть рациоанальное объяснение. Ибо природа мира мудра.
– А в вашей уличной жизни тоже есть мудрость? – невежливо отбрыкнулся Роман.
– А как же. Беспременно. Ведь чем я прежде занимался? Перед незрелым юношеством идеальную сущность бытия разворачивал во всей ее красе. Ну а теперь самолично сподобился идеальной сущностью стать.
– Бомжом? – Роман раскрыл рот от удивления.
– Вольным человеком, – осадил его доцент. – Человек – это звучит гордо. Только не всяк человек гордо звучит. Есть высший тип – вот он, и только он звучит гордо.
– Какой тип? – спросил Роман, вспомнив неожиданно давешнего мародера с помойки.
– Вольный философ, разумеется.
– А-а! Как Диоген, который в бочке?
– Именно. Я гол, как сокол, нищ, как Иов, но ни о чем не жалею. Я горжусь своим статусом. И слава богу, что меня поперли с кафедры – не то до сих пор бы с тупостью лоботрясов сражался и домогательства юных проституток сносил.
Роман успел прикусить язык – чуть не сорвались слова о домогательствах самого доцента. Особенно тех, что стали началом его славной бомжевой карьеры. Пытаясь соблазнить дочку большого городского босса, Анубис и не подозревал, что тем самым губит собственную репутацию. Из университета его выгнали не столько из-за скандала, устроенного родителем девицы, сколько из-за того, что порушился устоявшийся экзотический образ голубого некрофила – доцент на поверку оказался банальным старым козлом. Этого начальство не смогло ему простить.