Заступник. Твари третьего круга
Шрифт:
— Я думаю, что есть возможность найти проход в другой мир, — выпалил он на одном дыхании.
Они вздрогнули — синхронно, как от подземного толчка. Две пары глаз впились в его лицо. Грай хищно прищурился и спросил:
— В какой еще мир? Темный Город? Опять? Ты думаешь, можно все вернуть?
— Нет, — покачал головой Эрран. — Вернуть ничего нельзя. Но можно попытаться найти… следующий мир. Лучший.
— Почему ты уверен, что он будет лучше? — удивилась Ланка.
— Я читал отчеты Ника. Анализировал. Почти наверняка существует цепь миров.
— Подожди, — вмешался Грай. — Но почему туда попадали души совершивших преступления? Каким образом Темный их находил? Как притягивал к себе?
— Энергетические слои реальности нашего мира и Темного Города различаются по плотности. Когда я занимался изучением физических процессов и трансформации энергетических структур во время сна…
— Не так быстро, Эр! Я не в том состоянии, чтобы слушать лекции.
Эрран пожал плечами:
— Вряд ли я смогу объяснить тебе в двух словах, но попробую. Когда человек наносит вред другому, это приводит к конфликту между различными фрагментами его психики. В целом растет напряжение в его произвольной энергетической структуре.
— Ты говоришь о душе? — спросила Ланка.
— Можно сказать и так. Душа, совесть. Как ни назови, но совершенное зло оставляет свой отпечаток. Энергетическая структура становится более плотной. При определенном пороговом значении напряжённости возможен фазовый переход. И тогда все наши страхи, ужасы, вожделения — одним словом, наши чудовища — материализуются, увлекая сознание за собой, в более плотный мир, — он вздохнул. — Но это уже не важно — Ник нарушил взаимодействие между мирами, закрыв проход. Вы сами это видите — больше никаких снов. Никаких тварей.
— Кроме тех, которые ходят с нами по одним улицам, живут в соседних квартирах…
— Подожди, Лан, — остановил ее Грай и обратился к Эррану: — Ты хочешь сказать, что знаешь, как попасть в… нормальный мир?
— Да. Думаю, да, — поправился Эрран. — Я провел некоторые исследования, — он усмехнулся. — Я обращался к мэру, к нескольким очень богатым людям, — он махнул рукой. — В общем, они не поверили. Кто станет тратить деньги на поиски мифического нового мира, когда все озабочены только одним — как выжить здесь и сейчас. Я, кстати, и Фолку предлагал вложиться в этот проект. Он очень смеялся.
— Еще бы, — мрачно сказал Грай. — Если кто и счастлив сейчас, так это он.
— Эрран, — Ланка смотрела со смесью страха и надежды. — Но почему же ты… Если это правда…
— Не отправился на поиски перехода? — спросил Эрран.
Она кивнула.
— Я не вполне уверен, — честно признался он. — И потом, у меня никого нет. С тех пор как Ники пропал, я… К тому же, по моим расчетам, это далеко. Нужны деньги. И время. Фолк не отпустит меня так надолго. Можно все бросить и
— Так значит, все это так, пустые разговоры? — с обидой спросила Ланка. — Зачем же ты… Все эти сказки — к чему? Чтобы подразнить нас, помахать перед носом сладкой приманкой и спрятаться в кусты? Да как ты можешь?!
— Лана, — Грай шагнул к ней, обнял, поцеловал в затылок.
Ланка обмякла и закрыла глаза.
— Уходи, Эрран, — тихо произнесла она. — Зачем только ты пришел со своими бреднями? Как теперь жить, зная, что выход есть, но он недостижим?
— Я этого не говорил!
— Что?! Ты же сам…
— Я сказал, что мне незачем было искать переход для одного себя. Но сегодня… Грай сказал, у вас будет ребенок. Я подумал… Мы могли бы вместе… — Эрран опустил голову. — Конечно, я не могу обещать на сто процентов, но я почти уверен. Все расчеты… Я проверял и перепроверял столько раз. Это на севере, на самой оконечности материка.
— Там горы, — сказала Ланка, открывая глаза. — Там даже Узла никогда не было. Только горы и снег.
— Да, — подтвердил Эрран. — Именно поэтому… слишком сложно добраться.
— Но все-таки можно, — сказал Грай.
— Да, безусловно, — подтвердил Эрран.
— Постой, а как ты… Ведь Ник пропал, кто же откроет дверь? Разве это под силу кому-нибудь, кроме истинного Заступника?
Эрран видел, что она отчаянно хочет поверить ему и боится.
— Я думаю, что смогу сделать это. С помощью излучателя. Он воспроизводит мозговые волны Ники. Если воспользоваться достаточно мощным усилителем…
Пчелы гудели басовито и серьезно. Когда очередной полосатик, напоминающий маленького летающего тигренка, падал в середину цветка, тонкий стебелек ромашки — именно они в изобилии росли вокруг хижины — сгибался, и цветок выглядел виновато повесившим голову.
За домом стояли ульи, пять штук, похожие на домики старухи-криворучки из детских сказок. «Что ты, добрый молодец, маешься? Светлого Леса пытаешь али от Темного Города лытаешь? Долгая дорога, пустая сума — не видать тебе счастья…» Каждый раз при взгляде на одинаковые бочонки с нахлобученными сверху соломенными шляпами Ник, словно наяву, слышал певучий мамин голос.
Он погладил ближайшую крышу улья — нагретая солнцем сухая трава ласково щекотнула ладонь — и зашагал к сараю. Дымка замычала требовательно и протяжно.
— Иду, иду… — отозвался Ник. — Потерпи, голубушка.
Корову он подобрал из жалости — отощавшую до состояния живого скелета, покрытую лишаями и струпьями. Выхаживать не умел — просто кормил да обтирал мокрой травой. И ничего, выправилась скотинка. Зато теперь вдоволь было свежего, густого молока — уж доить-то Ники, родившийся и выросший в деревне, умел. И слова эти, про голубушку, были оттуда же, откуда и сказка про злую старуху, — из детства. В котором рядом всегда были мамины руки, шершавые от постоянной работы по дому и такие нежные…