Застывший Бог
Шрифт:
– Возможно. Но все равно. Негоже.
– Ну ладно... – Амос поднял свой коммуникатор, и позвал: – Фер, Джарвис – “осина”.
Я увидел, как в шедшей к нам группе блондин слева от Карела замедлил шаг, и расстегнул кобуру.
– Карел! Беги дурак! – Крикнул я.
Вампир услышал, запнулся на шаге, обернулся, увидел блондина, – а может только дуло его пистолета – и сделал непроизвольный шаг назад. Последнее его движение. Пистолет блондина негромко хлопнул два раза, с глушителем этот звук был негромким, – и Карел разметав полы своего стильного плаща, будто крылья, повалился на старое поле. Блондин подошел, и выстрелили сверху вниз
Я развернулся к старику. Русанка уже успела переместится к старику за спину коляски.
– Ты...
– А, – Амос улыбнулся. – ты сентиментален Михаил. – Это хорошо. Значит не ударишь партнеру в спину.
– Зато ты сделаешь это очень легко.
– Ты мне нужен. Это бережет тебя лучше всех пустых обещаний и клятв. Сейчас ты злишься. Но за что? Я только устранил угрозу.
– Я злюсь... потому что ты якобы посоветовался со мной, а сделал по-своему.
– Я высказал свои соображения. Ты не привел в ответ веских аргументов. Эх, молодость... Ты сентиментален. Но теперь ты можешь себе это позволить, Михаил. Знаешь, для того чтобы один мог сохранять чистенькие руки, нужно чтобы у другого они были в грязи. Я не против если ты будешь чистеньким. Я позабочусь об остальном. Это и называется партнерство.
– Дерьмо...
– Так уж устроен этот мир.
Мы встретились с охраной Амоса, и пошли к центральному выходу. Спокойные парни с цепкими глазами. Из них выделялся только один, – своим расстроенным выражением лица. По одежде я узнал того самого снайпера, которого мы заставили сбросить его винтовку с верхнего яруса. Сейчас он нес свою подобранную винтовку на руках, будто раненного товарища, осматривал прицел, и огорченно цокал языком.
– Ты хоть знаешь сколько стоит эта винтовка, парень? – Горестно вопросил он, заметив мой взгляд.
Я оглянулся на поле, где в грязи и пыли остался лежать Карел, и ответил:
– Не дороже жизни.
И вот, наконец мы оказались в гробнице Перуна.
Это была дивная пещера, со стенами из белого непрозрачного льда, с ледяными колоннами сросшихся сталактитов и сталагмитов. Все это искрилось и переливалось стылыми цветами радуги на свету. Светился сам лед, свет шел и от стен и от колонн, и пещера утопала в мягком, рассеянном, переливчатом сиянии. Мы с Русанкой шли вперед. Быстрой тенью промелькнул по краю сознания вопрос – а где Амос и остальные? Но вопрос мелькнул и забылся, будто силуэт рыбы в глубокой воде... Я вел, почти-что тащил Русанку за руку. Скорей-скорей! Там – впереди долен был быть саркофаг Перуна! Мы поднялись по хрустальным ступеням, и – он возник перед нами неожиданно, будто из неоткуда.
– Тебе не страшно? – Вдруг спросила Русанка. – Увидеть живую Богиню?
– Бога, а не Богиню. – Привычно поправил я её, подходя ближе к саркофагу.
Как и все в этой пещере он был сделан изо льда. Огромный ледяной кристалл вырастал в центре залы на возвышении лестницы, будто трон в фантасмагорических царских палатах. А внутри, в центре кристалла застыла окованная, навеки схваченная ледяным монолитом фигура.
– Смотри-смотри! – Обрадованно закричала Русанка, показывая пальцем. – Видишь? Богиня!
Я поглядел по её указке, и увидел, что у фигуры, заточенной во льду, действительно видна основательная женская грудь. Вот оно как...
– Ты ниже-то, ниже погляди, – указал в свою очередь я.
Русанка рассмотрела что было ниже, и охнула.
– Ой! А как же это?
–
При этих моих словах все подёрнулось дымкой, заволокло будто дымным занавесом, а потом этот занавес рывком сорвало, и унесло.
И я проснулся.
Тьфу!
Прости Перун-батюшка, и присниться же такое...
Сонная одурь прошла, и голова встала на место. И я вспомнил где нахожусь, от меньшего к большему: В кровати. В своей комнате. В доме принадлежащем Амосу. Недалеко от Женевского Озера. На территории курортного частного поселения, защищенного приватными военными, вплоть до систем ПВО. Место для людей, которые даже в нашем неспокойном мире могут позволить себе спокойно отдохнуть. Мы прилетели самолетом вчера, потом добирались на машине, приехали поздно, разместились, легли спать... Часы на стене светились в темноте изумрудными цифрами. Четыре часа утра... У меня в голове всегда были свои “часы”, – полезное свойство – я никогда не просыпался раньше времени. Если только...
Я завел руку за голову, нащупал рукоять “ФН” и аккуратно потащил пистолет из-под подушки.
– Тихо Медвежонок, только не делай во мне лишних дырок, – негромко произнес знакомый голос.
Русанка. Ни во сне от неё покоя, ни здесь...
– Что-то случилось? – Приподнялся на кровати я.
– Ну, я встала проверить посты...
– И чего?
– Все в норме. Клейхилс и Литке сидит на мониторах. Никто не задрых.
Нас было семеро в доме, роскошном, приземистом одноэтажном шато, напичканным самыми современными системами охраны, и обнесенным вместе с изрядным куском земли высокой стеной. Я, Русанка, и приставленная к нам охрана – Сундстрим, Клейхилс, Литке, Труввелер, они дежурили посменно. Командовал ими Поль Посье – жилистый седоватый человек с постным незапоминающимся лицом и тусклыми сонными глазами, единственной особой приметой которого был разве что поясная кобура со старинным револьвером “Манюра МР-73 Спорт”. Нетипичное оружие для человека старающегося быть невзрачным, – у всех нас есть свои маленькие слабости.
Все было согласно договоренности. Амос вывез нас в безопасное место, чтобы я мог спокойно копаться в себе и искать путь. И мы и охрана сменили одежду на цивильные наряды, не вызывающие вопросов, даже если кто-то неведомым образом углядит нас в частном огороженном поместье. Сам Амос пока остался в Питере, нести свою обыденную скучную службу крупной корпоративной сошки. Чем позже он сорвется с места, тем дольше сможет использовать в наших интересах корпоративный ресурс.
– Значит все в порядке, – уточнил я.
– Все спокойно медвежонок. И только я неприкаянно брожу по дому, и не могу уснуть.
– Почему?
– Потому что я соскучилась по твоим поцелуям. – Сообщила Русанка.
– Чего-о? – Отвесил челюсть я. – По каким-таким поцелуям?!
– По жарким, медвежонок.
Сказав это, Русанка чрезвычайно ловко ввинтилась под мое одеяло и прижалась ко мне горячим телом. У меня появилась мысль, что я видимо не до конца проснулся. Или вообще не проснулся, да. Я, надо признаться, бывало думал о Русанке. В том смысле что о Русанке и обо мне... Но в этих теоретических выкладках все происходило как-то не так. Это мне, как мужчине полагалось, знаете ли, проявлять активность. И потому я маленько растерялся.