Затаенная боль. Дневник психоаналитика

Эльячефф Каролин

Я спускаюсь к нему и говорю: «У тебя не лапы, а ноги. А обувь тебе нужна, чтобы защищать твои ноги. Ноги тебе даны для того, чтобы носить тебя, чтобы ты мог ходить прямо. Ты мальчик, и у тебя половой член, как у мальчика. Он служит тебе для того, чтобы делать пи-пи, когда тебе хочется. Он служит тебе только для этого». Я прошу нянечку объяснить ему, что мальчики делают пи-пи стоя, перед унитазом. Может быть, он отказывается носить подгузники, потому что, помимо прочих причин, хочет чувствовать и свободно трогать свой пенис?

Тринадцатый сеанс

Родители Матиаса попросили разрешения прийти, но не пришли. А у Матиаса все та же проблема: он не хочет носит подгузники и пачкает штанишки. Он замер посреди кабинета и сосет палец.

Я рассказываю ему, как делают «пи-пи» и «ка-ка» животные и люди, что между ними общего и в чем различие. Он водит мокрым от слюны пальцем по дверце шкафа. Я говорю Матиасу, что животные, которые живут на свободе, помечают свою территорию, делая «пи-пи» и «ка-ка», но даже животные не делают этого где придется. Человеческие существа тоже не делают этого где придется, но по другой причине: я объясняю ему, что происходит с экскрементами, после того, как мы в туалете спускаем воду. Матиас той порой крутит дверную ручку, а затем становится «в угол». Я понимаю, что родители, дрессируя сына, ставят его «в угол», если он делает «глупости». Он лижет дверь и произносит: «ка-ка». Я объясняю ему разницу между людьми и животными: животные делают «ка-ка», но не умеют произносить «ка-ка».

Матиас укладывается на живот, засовывает голову под шкаф и колотится об него головой.

Я говорю ему:

— Ты никогда не сможешь стать животным. Люди не рожают кошек. Твои родители — люди и они дали жизнь маленьким мальчикам. Еще даже не умея говорить, человеческие существа понимают человеческий язык, а потом они начинают на нем говорить. Мне кажется, у тебя дома тебя заставляют многое «делать» и очень редко «говорить». Может быть, поэтому ты и «делаешь» где и когда придется.

Четырнадцатый сеанс (Матиасу двадцать восемь месяцев)

Он приходит ко мне вместе с нянечкой и при этом громко вопит: «Нет, нет, нет!». И весь этот сеанс он пролежит на полу.

Нянечка рассказывает мне, что родители Матиаса хотели прийти ко мне в прошлый раз, но потерялись. Все это с помощью трансфера я передаю Матиасу, который немного успокаивается, но продолжает повторять свое «нет». В яслях он уже не так часто капризничает и соглашается ходить в туалет, когда ему предлагают. Дома отец Матиаса очень недоволен его нечистоплотностью и в воскресенье очень рассердился за это на Матиаса (сам он в это время молчит). Утром в яслях также не обошлось без конфликта (Матиас начинает орать): он не хотел есть в столовой с другими детьми и ждал, когда столовая совсем опустеет. Я говорю ему:

— Когда ты возвращаешься от родителей, ты, наверное, снова становишься грудным ребенком, каким ты был, когда жил с ними. Но ты не обязан так делать. Я думаю, твои родители хотят, чтобы ты рос, но в течение недели жил в яслях. Когда ты становишься грудным ребенком, твой папа сердится, а ты страдаешь из-за этого. Твои родители видят, что ты уже большой. (Он смолкает и мурлычет, затем снова начинает вопить. А я продолжаю). Я думаю, когда ты был совсем маленький и лежал в колыбельке, ты очень хотел, чтобы с тобой разговаривали (он сосет большой палец и отворачивается). Домашних животных дрессируют, чтобы они соблюдали чистоплотность, но твои родители никогда не дрессировали животных, и они делают где придется. Твои родители думают, что тебя нужно дрессировать, потому что ты тоже делаешь где придется. Но они не знают, что ты делаешь это нарочно. Ты ведь не нуждаешься в том, чтобы твой отец тебя дрессировал. Ты ведь сам знаешь, когда и где нужно делать «пи-пи» и «ка-ка».

Продолжая лежать на полу, он ставит над собой стул. Дышит он совершенно бесшумно. В конце сеанса он встает на ноги и уходит в очень хорошей форме.

Я и в самом деле думаю, что дома его дрессируют, как надо было бы, наверное, дрессировать животных. И он нарочно провоцирует отца, который занимается дрессировкой собственного сына. Когда он выводит отца из себя, то навлекает на себя побои и наказания и выдерживает их с очевидным удовольствием. Именно поэтому

он и пытается воспроизводить подобные сцены в яслях, но здесь обстановка совершенно иная и взрослые реагируют на него не так, как дома.

Мои объяснения звучали сегодня несколько натянуто, потому что я вовсе не хотела бы ставить ему в пример животных и всерьез уверять, что ни одно животное не делает где придется. На самом деле виноваты родители, которые придают слишком большое значение проблеме «пи-пи» — «ка-ка», и тогда это становится проблемой у их маленьких детей! Ноя ни в коем случае не могу усомниться в правоте его родителей: до трехлетнего возраста дети считают своих родителей безупречными. И если в этом случае усомниться в правоте родителей, то поставишь под вопрос и самого ребенка как дитя своих родителей. Поэтому я не вмешиваюсь в то, что происходит в семье Матиаса между ним, его родителями и животными, но стараюсь все-таки объяснить мальчику какие-то вещи, чтобы помочь ему обрести себя в этой семье, какой бы она ни была.

Пятнадцатый сеанс

Матиас приходит с родителями, которые, наконец, добрались до Центра, где я принимаю.

Отец находит, что Матиас делает прогресс: он различает цвета, старается убирать стол после еды и начинает сам одеваться. Славный будет парень — сильный и драчун.

Мать рассказывает, что Матиас подрался с братом в машине, и их пришлось разнимать. «Будем его скоро крестить, — говорит она. — Мы сидим без денег, моя мать платит. Других тоже крестили с опозданием. (Обращаясь к мужу) Помнишь, когда крестили старшего, ты забыл мыльницу. А второй стал раздеваться, чтобы мыться. (Крестины для ребенка — игра, оплаченная бабушкой; никакого религиозного или символического значения ей не придается). Дома Матиас играет с кошками, он их одевает и заставляет носить подгузники. И кошки терпят. Старый Виски отпихнул его пару раз лапой. Суку раньше немного дрессировали, а остальных животных — нет. (Какя понимаю, у Матиаса меняется способ идентификации: с животными он обращается, как с младенцами, но сам ведет себя при этом, как ребенок. Впрочем мать подтверждает, что в этой семье дрессируют только детей., как животных, а самих животных не дрессируют).

Отец. Он часто злится. Я умею его обуздывать, но его можно успокоить только холодной водой.

Мать. У него (у отца) больше терпения, чем у меня, если только он не бесится. Матиас идет в туалет, берет горшок, ставит его перед телевизором и делает «пи-пи» и «ка-ка», когда идут передачи про животных(!). (Значит, Матиас, как только приходит домой, старается угождать матери: его таз настроен на то, чтобы доставлять удовольствие взрослому человеку, что не сможет не сказаться на его сексуальности — и это вдобавок к тому, что у него и так проблемы с идентификацией. Мать, судя по всему, не понимает, как сам Матиас относится к этому: глядя на животных, он в буквальном смысле испражняется…) Когда будет хорошая погода, мы пойдем в Венсеннский зоосад. Воскресенье — семейный день, они больше не хотят ездить к бабушке.

Я прошу отца рассказать о его семье.

Его дед со стороны отца был рабочим, алкоголиком и дебоширом. У него был револьвер. Однажды он пригрозил убить всех детей (шесть мальчиков и трех девочек, отец Матиаса был шестым ребенком). Когда отцу Матиаса было восемь лет, у него было плохо с нервами, и его на два года помещали в такие же ясли.

Когда ему исполнилось шестнадцать, он хотел уйти из дома, но остался, чтобы защищать мать: «Теперь я обуздывал отца, когда он пил, — рассказывает он. — Я видел, как плакала мать. (Матиас прижимается к матери, у которой сидит на коленях). Семья развалилась, когда умерли родители: отец — шестнадцать лет назад, а мать — пятнадцать. После них ничего не осталось. Ружья я продал, а револьвер подарил зятю, который служил в Индокитае».