Затеи олигарха

Максим Федорович Городецкий

Николас (горько).
– И я иду - как бычок на веревочке. А знаете ли вы, милые сестрицы, наемницы Кончисовы, что в результате ваших мистификаций погиб хороший человек? Верившая мне девушка?

Джун (потупив взор).
– Да. Кончис откуда-то узнал. Это особенно нас напугало. И вот мы здесь...

Николас.
– Вы - здесь. И я - здесь. А ее нет уже нигде. Как тяжело... (Джун молчит). Так Жюли меня ждет... Хорошо, пойдем.

Открывают дверь. Одна комната освещается. В ней у входа в другую комнату стоит Жюли: босая, в черном кимоно поверх ночной рубашки. Джун куда-то

выходит.

Жюли (бежит к Николасу и падает ему на грудь).
– Ах, Николас! (Он молчит). Почему ты умолчал о любви к Элисон?

Николас.
– Не знаю.

Жюли (тихо).
– Может потому, что успел влюбиться в меня?

Николас (смягчаясь).
– Да. И язык мой онемел.

Жюли.
– А тогда, в Афинах, ты ей обо мне рассказал?

Николас.
– Да. И зря - сейчас жила бы.

Жюли.
– Вы с ней тогда переспали?

Николас (краснея).
– Какая разница, Жюли? Я столько раз спал с ней до того...

Жюли.
– По-твоему, никакой? (Отворачивается от него, отходит). Просто я хотела выяснить, с кем собираюсь провести ночь: с толстокожим носорогом или с падшим ангелом...

Николас.
– Это ей я рассказал байку про сифилис.

Жюли.
– То есть у вас ничего не было?

Николас (с досадой).
– Да нет же!

Жюли (вновь походя к нему и нежно улыбаясь).
– Прости, что в тебе усомнилась...

Легко его целует и ведет за собой в другую комнату. Она слабо освещается и становится видно, что это спальня. Свет в первой комнате тухнет.

– Дай я тебя раздену...

Расстегивает ему рубашку, вытаскивает из брюк и снимает. Берет за молнию и, медленно, глядя в глаза Николасу, тянет вниз. Он подхватывает ее на руки, несет на кровать, но она спрыгивает на пол.

– Подожди, я открою окно. Люблю ночную свежесть...

Николас идет за ней к окну, прижимается со спины и, улучив момент, берет за грудь. Она выгибается и , повернув голову, подставляет губы под поцелуй. Он длится, длится... Вдруг она резко высвобождается из объятий.

– Надеюсь, ты запомнишь этот урок навсегда.

Николас (глупо улыбаясь).
– Какой урок?

Жюли.
– Такой: главное - это "как", а не "зачем".

Стремительно идет к выходу.

Николас.
– Да куда ты?

Жюли (обернувшись, коротко).
– На суд, Николас.

Выходит. В комнату врываются три молодца в черной униформе, валят Николаса на кровать и вкалывают шприц под лопатку. Он обмякает. Его уносят прочь.

Сцена четвертая

Большой высокий подвальный зал с кирпичными стенами. В одном его конце, на помосте установлен трон, напротив - входная дверь. Вдоль длинной стены лицом к зрителям тянется стол, покрытый черной скатертью, за столом - двенадцать черных кресел. Зал освещен электрическими светильниками, стилизованными под факелы.

Дверь открывается, и два служителя вводят Николаса: в своей одежде, но в наручниках, а также с черной повязкой на глазах и пластырем поперек рта. Его усаживают на трон и пристегивают к подлокотникам наручники. Снимают повязку с глаз, становятся по бокам и чуть сзади трона. Николас

хлопает и вращает глазами, разминая их.

Дверь снова открывается, и в зал медленно входит ряженый: в черной мантии, с головой оленя. Прошел важно к столу и сел в первое кресло, ближе к трону. А вот и второй: с головой быка, сел во второе кресло. Затем появилась, видимо, ведьма: в широкополой шляпе с остроконечной тульей, черном плаще, красном фартуке, с седыми лохмами и накладным крючковатым носом. Согнувшись в три погибели, доковыляла до третьего кресла. И пошли: ацтек в пончо и маске покойника, вампирша с белыми клыками, традиционный скелет, колдун-вуду, низенький суккуб с босховской харей, песьеголовый Анубис, астролог-алхимик, козлоногий сатир и беременная русалка.

Тишина. Все сидят чинно. Николас спонтанно поднимает колени и громко бьет ступнями о помост. Сработало! Ряженые дружно снимают маски, хламиды и мантии и оказываются в деловых современных костюмах. Появился ряд знакомых лиц: Кончис, Мария, Джо, Джун и в последнем кресле Жюли. Прочие незнакомы, почтенны и это пугает.

В центре стола поднимается седобородый старичок, глядя на Николаса с легкой улыбкой.

Старичок.
– Мистер Эрфе, Вы, верно, полагаете, что угодили в лапы клинических безумцев и садистов? Позвольте Вам их представить. Начну с себя: доктор Фридрих Кречмер, директор Института экспериментальной психологии университета Айдахо.

Справа от меня - хорошо Вам знакомый доктор Кончис из Сорбонны и его жена, доктор Аннета Казарян, блестящий специалист по психическим травмам детей (Мария и ухом не ведет). Далее - профессор Марио Чиарди, социолог из Миланского университета. Потом - мисс Маргарет Максвелл, наш художник по костюмам (Джун кисло улыбнулась), доктор психологии Хайнрих Майер из Вены и ближний к Вам - Арне Холмквист, режиссер Сокгольмского королевского театра, которому мы обязаны художественными достоинствами настоящей ... постановки

Кончис и другие за ним хлопают в ладоши.

Слева от меня: доктор Мэри Маркус, профессор Эдинбургского университета, приват-доцент Ольборгского университета Торвалд Йоргенсен, профессор астрологии из Праги Иржи Хавел, сотрудник моей кафедры магистр Джозеф Харрисон (Джо лениво машет рукой) и, наконец, магистр Ванесса Максвелл из Эдинбурга - наиболее одаренная ученица доктора Маркус. Думаю, коллеги, что научная эффективность нынешней постановки во многом обязана именно участием магистра Максвелл (Аплодисменты).

Итак, мистер Эрфе, перед Вами интернациональный коллектив психологов, который я имею честь возглавлять исключительно по причине преклонного возраста. (Протестующие возгласы). Область наших исследований такова, что использование добровольцев исключено: испытуемый не должен догадываться, что на нем проводят эксперимент. Должен Вас поздравить: Ваше несанкционированное участие в эксперименте принесло обильные научные плоды.

Все встают и аплодируют Николасу. Он же выворачивает обе прикованные ладони к себе и растопыривает указательные и средние пальцы буквой V. Аплодисменты стихают, а Кречмер, видимо, спрашивает у Кончиса, что это означает.