Затемнение в Грэтли
Шрифт:
– Пожалуй, вы правы, мистер Нейлэнд, – сказал Хэмп, как всегда, медленно и раздумчиво. – Да, пожалуй, вы правы, но ведь я простой полицейский, и только… Я ничего не понимаю во всем этом шпионаже и действиях пятой колонны.
– Вы не должны забывать, что нынешняя война очень сложна, – сказал я. – А какова наша официальная точка зрения? Людям постоянно внушают, что эта война – последняя, но действительность не укладывается в схему. Нельзя трактовать эту войну как обыкновенную, как суету с пением национальных гимнов, демонстрацию патриотизма и все такое. Нам приходится сажать под замок некоторых англичан, которые хотят, чтобы победил Гитлер. С другой стороны, есть немцы, которые, не жалея сил, помогают нам бороться против него. Верно я
– Верно, – согласился он, глядя на меня прищуренными глазами. – Я вас перебью, мистер Нейлэнд. Но имейте в виду, что я непременно хочу слушать дальше. Так вот, обычно я в это время пью чай. Не выпьете ли и вы чашечку?
Я сказал, что выпью, и он, высунувшись в коридор, проревел, чтобы принесли две чашки чаю.
– Я смотрю на эту войну так, – продолжал я. – Пускай на каждой стороне воюют миллионы и миллионы, которые поддерживают того, кого поддерживает их страна и правительство, но, в сущности, настоящая война идет между теми, кто верит в народ и любит его, и теми, кто верит только в идеи фашизма. Уинстон Черчилль…
– Только не говорите ничего против Уинстона, – перебил Хэмп. – Я за него.
– Я и не собираюсь говорить ничего худого. Уинстон Черчилль, может быть, и воображает иногда, что живет в восемнадцатом веке, может быть, его взгляды на эту войну временами расходятся с действительностью, но он, мне кажется, все же борется и трудится во имя того, чтобы простому народу жилось легче, между тем как некоторые его друзья этого не хотят. А в том, что Рузвельт стоит за простой народ, никто не сомневается. То же можно сказать и о всех, кто идет за ними.
– Я с вами совершенно согласен. – Инспектор встал, шагнул к двери и взял у констебля поднос. – Теперь выпейте чашку чая и продолжайте. Я хочу услышать о людях другого лагеря, о фашистах.
Чай, крепкий и слишком сладкий, не очень пришелся мне по вкусу, но я делал вид, что пью его с таким же удовольствием, как инспектор.
– Я много думал об этих выродках, я изучал их – ведь, в сущности, это входит в мои обязанности. Конечно, нам попадаются немцы, работающие на Гитлера только потому, что для них Гитлер – это Германия. Но они нам не опасны. А вот те, кто, даже не будучи немцами, тем не менее помогают Гитлеру, – в тех-то вся беда. И надо их разглядеть как следует. Иногда они делают это просто ради денег, хотя платят им не так уж много. Других вынудили служить нацистам при помощи шантажа. Это старый излюбленный способ гестапо. Раскопают что-нибудь позорящее человека и заставляют работать на них, а раз начав, он уже не смеет остановиться. По-настоящему опасны те, кто продает нас потому, что верит в идеи фашистов. В иных случаях – как это было во Франции – они думают, что только нацисты могут помочь им сохранить власть, или богатство, или то и другое. Кроме того, некоторым за содействие обещаны выгодные посты, если нацисты победят. Да-да, мы с вами, наверное, не раз сидели рядом с людьми, раздумывавшими о том, что они сделают с нами, когда станут гаулейтерами. Есть такие, которые одержимы идеей реванша. Все это безнадежно вывихнутые люди, которые ждут не дождутся, когда можно будет ударить сапогом в лицо всякого, кто смеялся над ними. И всем им ненавистна демократия, все они презирают простых порядочных людей. Вот кого нам нужно остерегаться. И не забывайте, что в то время, как вы их ищете, они, может быть, обмотались английскими национальными флагами и поют во весь голос «Правь, Британия».
– И такие есть у нас в Грэтли?
– Нам известно, что немцы получают из Грэтли ценную информацию. Мы знаем – да и вы тоже, – что в Грэтли нередки диверсии. И возможно, что Грэтли – один из провинциальных центров их разведки. Я знаю, что Олни до чего-то успел докопаться. И вчера вечером его убили.
Инспектор кивнул головой, шумно допил чай и поднялся.
– Я этим делом займусь сам, – сказал он свирепо. – Следствие пойдет своим чередом и, конечно, не даст никаких результатов. – Он вынул из кармана
В коридоре мы натолкнулись на сержанта с выступающим подбородком, и я готов поклясться, что подбородок дрогнул, когда его обладатель увидел меня с Хэмпом.
– Сержант! – сказал инспектор резко.
– Слушаю, сэр!
– Это мистер Нейлэнд. Он – мой друг. А это – сержант Бойд.
Мы посмотрели друг на друга, кивнули. Больше как будто делать было нечего. Я пошел вперед, а инспектор задержался, отдавая какие-то распоряжения сержанту. Мокрый снег сменился холодным моросящим дождем. Глядя на неприветливую улицу, я вспомнил вдруг, что надо переезжать из гостиницы, а значит, искать какое-нибудь жилье. Можно, вероятно, нажать на Фенкреста или миссис Джесмонд и получить номер в «Трефовой даме»; и, пожалуй, имело бы смысл обосноваться в таком месте. Но, с другой стороны, это за городом, и не такое жилье мне нужно.
– Что если я сниму комнату Олни? Вы не возражаете? – спросил я у инспектора, когда мы шли под дождем, меся уличную грязь. – Нет? Тогда замолвите за меня словечко хозяйке миссис Уилкинсон.
– Она – славная старуха, – сказал Хэмп, – и вам у них будет не хуже, чем в любом другом месте, тем более что город переполнен. Кроме того, туда я смогу заходить к вам, не опасаясь, что меня увидят те, кому не надо.
– Я об этом тоже подумал. И вот еще что: если это вас не затруднит, я бы хотел, чтобы вы для меня кое-что разузнали. Я сберегу таким образом массу времени.
– О, нет, разумеется, не затруднит, – сказал он с подчеркнутой иронией. – Вот только беда, что половину моих людей взяли в армию, а город битком набит, население за время войны увеличилось вдвое, и с каждой почтой приходят десятки анкет с пометкой «срочно» и «экстренно» и черт его знает что еще, и во всем этом нужно разобраться и заполнить… Одним словом, при таких условиях мне только доставит удовольствие поднять на ноги вторую половину моего штата для того, чтобы…
– Довольно, довольно, я вас понял, – перебил я с раздражением. – Забудьте мою просьбу и считайте, что я прибыл сюда для поправки здоровья и что здесь просто курорт. Но вам все же не мешало бы помнить, что, пока сюда шлют разные анкеты, отсюда кто-то шлет секретные сведения нацистам и в некоторых авторитетных кругах репутация Грэтли начинает сильно подмокать. А я могу обойтись без посторонней помощи. Я и раньше делал это сам.
– Вы как будто сегодня немного не в духе? – заметил Хэмп самым любезным тоном.
– Я не в духе уже много дней, недель, месяцев, пожалуй, даже лет. Не обращайте внимания. Я прошу вас помнить только одно: чтобы узнать то, что меня интересует, мне придется потратить не один день, вам же – пять минут. В конце концов вы обязаны знать, что делается в этом городе.
– Знаю столько же, сколько любой обыватель. – Он дружески хлопнул меня по плечу. – И постараюсь ответить на все ваши вопросы. Так что не расстраивайтесь.
Мы опять пришли на Раглан-стрит. У меня вдруг мелькнула мысль, что миссис Уилкинсон, вероятно, еще не знает о смерти жильца. Я спросил инспектора, и он ответил, что ей сообщили эту весть вчера поздно вечером, а сегодня утром вызывали для опознания трупа. В кармане у Олни был найден конверт с его адресом, и таким образом узнали, где он жил.
Я не слышал, что сказал инспектор миссис Уилкинсон. Через несколько минут я зашел к ней сам, и мы договорились относительно комнаты. Мне показалось, что в этом есть что-то кощунственное – ведь после смерти Олни прошло немногим больше полусуток. Да и маленькой миссис Уилкинсон наша беседа напомнила о трагедии, с которой она так близко соприкоснулась (впрочем, она думала, что это просто несчастный случай), и она даже поплакала немножко. Тем временем инспектор обыскивал комнату наверху.