Затерянные миры
Шрифт:
Время нашего пребывания в «Затерянном мире» закончилось, и утром следующего дня отправляемся назад. Все уже хорошо ориентируются на плато и бодро, без проводника, застрявшего где-то сзади, спускаются вниз.
Вот мы и у ручья, протекающего рядом с базовым лагерем. С удовольствием залезаем в воду и расслабляемся. Самое трудное позади.
Вдруг к нам подходит Павел и сообщает, что индеец Хосе сорвался при спуске из «ворот Рораймы» и, похоже, сломал ногу. С ним сейчас Хайме. Нужно вызывать спасательный вертолет. Кстати, нам предстоит
— Почему? Мы же не сами набирали индейцев, а фирма Риккардо. Он должен был застраховать людей, ведь травма обычное дело в горах.
— Да кто здесь будет страховать индейцев? Кому они нужны? Но у вас будут проблемы: индейцы в деревне просто возьмут вас в заложники и не отпустят, пока вы не рассчитаетесь. Даже правительственные войска с ними боятся связываться, а полиции в этих местах просто нет.
— Ну, это маловероятно. Хосе хоть и пемон, но не из этой деревни. А за чужого индейца они воевать не будут. Но проблему все равно надо решать, не оставлять же человека умирать в джунглях. Надо организовать спасработы.
— Все уже ушли вниз. Кто его потащит? — возразил мне Павел. Сам он, очевидно, никого тащить не собирался.
Почти вся группа была уже на пути к первому лагерю, сидевший рядом Михаил сломал ребро во время выхода к Великому Носу, так что выбор был невелик. Мы с Женей и молодым индейцем Уильямсом, которому, как потом выяснилось, исполнилось только четырнадцать лет, побежали обратно на гору, хотя толком не отдохнули.
Женя в вопросах медицины пользовался непререкаемым авторитетом, так как несколько лет проработал в госпитале программистом. У нас в группе он выполнял обязанности доктора и нес аптечку. И вот у него появилась наконец возможность попрактиковаться. Индейцу сняли штаны, и Женя вколол ему противошоковое обезболивающее. Затем затянул индейцу ногу, взвалил пемона на спину и потащил вниз.
Индеец весит килограмм шестьдесят, так что меняемся через каждые тридцать метров. На крутых участках используем такую технику: человек встает на четвереньки, индеец забирается ему на спину, после чего спасатель пятится с ним задом вниз по склону, хватаясь за скалы, лианы или корни деревьев руками. На более пологих участках идем в полный рост, сажая пострадавшего на шею. Нога у него распухла, но на самых опасных участках ему все же приходится ковылять самостоятельно, мы лишь поддерживаем его под руки.
Просто поражает физическая форма Жени, можно подумать, что он всю жизнь только и занимался тем, что таскал на себе по джунглям раненых индейцев.
Он виртуозно проходит очередной крутой спуск и останавливается на отдых.
Возвращаю мачете Хайме и подхватываю пострадавшего. Индеец сильно потеет, и кажется, что его пот просто льется на мою спину. Запах очень специфический, сильно отличающийся от запаха белого или негра. Не удивительно, что он хорошо отпугивает москитов. Неосторожно задеваю больной ногой индейца за лиану, и он вскрикивает от боли. Но в остальном, стиснув зубы, держится
Наверное, я выгляжу очень глупо. Никогда не читал о том, что первооткрыватели таскали на себе проводников. Даже гуманист Дэвид Ливингстон ничего не писал про это в своих дневниках, не говоря уж про безжалостного Стэнли, который разве что пристрелил бы раненого, чтобы сократить его мучения.
С другой стороны, кто знает, из-за чего бесследно растворилась в джунглях Амазонки последняя экспедиция знаменитого английского полковника Фоссета, открывшего миру затерянный город инков и рассказавшего Артуру Конан Дойлю о существовании в верховьях Амазонки «затерянного мира».
Передаю травмированного пемона Хайме и почти падаю в пересекающий тропу ручей, жадно глотая холодную воду, даже не вспоминая об обеззараживающих таблетках, которых у меня все равно нет.
Но вот и нижний ручей. Женя вносит пемона в хижину и сгружает на пол под аплодисменты находящихся в ней индейцев. От хижины вниз идет довольно пологая дорога, и пострадавшего можно будет дальше спустить на лошади.
Спасательные работы дались тяжело: меня долго и мучительно рвет. Небольшой отдых, и мы опять бежим вниз.
Начинает смеркаться. Навстречу появляются фигурки людей с рюкзаками. Это наши ребята во главе с Владимиром Шатаевым, узнав по рации о возникших проблемах, отправились на помощь.
В лагере подводим итоги дня. Кухня и одна палатка затерялись где-то на спуске, из еды у нас только спрятанные в хижине остатки рома. Аргентинец сбежал, носильщиков нет, Хайме с раненым Хосе остались ждать лошадь в базовом лагере, так что из представителей фирмы есть лишь неунывающий Павел, который считает, что все идет нормально.
Поутру с чувством легкого голода в животе собираем рюкзаки, переправляемся по камням через реку и начинаем длинный спуск вниз под палящим тропическим солнцем. На небе ни облачка. Мы с Ириной замыкающие. Группа сильно растянулась, и мы видим на горизонте только Павла и Михаила. При появлении ручейка сразу останавливаемся, припадаем к воде, смачивая рубашки, кепки и поливая водой волосы. Но вся влага испаряется почти мгновенно, и мы опять с надеждой ждем очередного ручейка или хотя бы развесистого куста, в тени которого можно было бы отдохнуть.
Рюкзак килограмм под тридцать тащить по этому пеклу нелегко. Чувствуется какая-то слабость — то ли от накопившейся усталости, то ли от недоедания, то ли от изнуряющего солнца.
Впереди тенистая ложбина. В ней, на берегу небольшой реки, прячась в тени деревьев, расположилась на перекус поднимающаяся снизу французская команда. Это удача! Помню, что французы — большие патриоты и любят, когда говорят на их языке.
— Бонжур! Сава? (Привет, как дела?) У меня еще в словарном запасе бессмертная фраза Кисы Воробьянинова: «Мсье, же не манж па сие жур» (месье, я не ел шесть дней), но понимаю, что так сразу, в лоб, оглашать главную цель разговора нельзя.