Затерянные в истории

Пересвет Александр Анатольевич

Река была "фис", но озеро, находившееся недалеко от становища неандертальцев, называлось "вода, которая стоит" — "вар-тиит". То есть вода была отдельным понятием, а река, получается, — другим. А "вар" заодно значило и "пить". И таким образом "озеро" можно было перевести вообще как "пьющееся, которое стоит".

Во-вторых, в этом языке была простая грамматика. Указывалось направление: вперёд или назад, вправо-влево. Это же касалось и времён. То есть, "пойдём охотиться" — конструировалось примерно как "(множественное число) идти — вперёд — (множественное число) зверь": "ар-тон-ра-ар-гыбр".

А "вернулись с охоты" соответственно: "ар-тон-ба-ар-гыбр". "Идти-зад-зверь". А если с добычей, то: "ар-тон-ба-дарр". Почти "дар". Забавная похожесть с русским смыслом. Означает — "тяжело". А "тяжело" — слово, которое означает вообще всё хорошее.

Кстати, какое-то нездоровое у них тут пристрастие к звуку "р", подумала Алина. Правда, слово "птица" обозначалась чем-то похожим на "чьювить" с прищёлком на конце. Но это как раз было совершенно понятно — то самое звукоподражание, бывшее основой неандертальского языка.

А принадлежность обозначалась изменением звука. То есть притяжательность, по-грамматически если сказать. Она фиксировалась изменением коренной гласной на "у", если в корне был звук "о" или "а", и на "ы", если там был другой гласный звук. Например, "камень" был "рог", но "каменный" — "руг". А "каменные" — "ар-руг".

Тут, кстати, заодно и выяснилось, как называют себя местные. Оказывается, "каменные люди" они назывались: "арруг". А молчаливого парня, поначалу с подозрением смотревшего на нежданных гостей, звали, следовательно, "Камень". А вождь был носил имя попросту "Сильный": Кыр через "кир" — "сила".

В общем, заучи сотню слов, и спи спокойно, что называется.

И, наконец, третьим важным элементом общения была жестикуляция. Без жестов некоторые фразы были бы даже не то что непонятны — но приобретали неверный смысл. Скажем, жестами обозначалось "больше — меньше". Ими, естественно, указывались направления. Ими указывалось количество. Ими указывалась принадлежность.

Словом, это была дополнительная система в языке. Но как ни странно, она только облегчала общение — стоило лишь понять систему жестикуляции и выучить смысл тех или иных знаков руками. А потому Алина с удивлением осознала, что уже к концу первого дня общения более или менее начала понимать, что говорят эти люди вокруг. Конечно, с большими огрехами. Ведь и слов многих дети ещё не знали и разучивали на ходу. И жестикуляцией как следует не овладели. Но мир этих людей перестал быть, что называется, беззвучным. Хоть на половину, пусть даже на треть, но неандертальцев стало можно понимать.

И открывать для себя их особый, ни на что не похожий мир…

И ещё одно ощущение присутствовало, когда с ними общаешься. Будто не только слова и жесты доносят до тебя информацию от них. Но ещё чувствуешь и некие эмоции. Настрой. Отношение.

Вот как в начале, во время первой встречи в пещере — буквально видно было, как исходила от неандертальцев волна страха и неприязни. Хотя ведь ни слов соответствующих тогда не говорилось, ни жестов почти не было. Разве что копья у самого носа плясали…

Но затем пришло другое ощущение. После рассудительных, примирительных слов Сашки пошло от здешних… можно это назвать излучением? — излучение недоумения и интереса. А потом жалости, когда поняли, как худо приходится Антошке. И снова интереса, но уже с симпатией,

когда Гуся показал свой спектакль, изображая битву с динозавром.

В общем, что-то такое исходило от этих местных людей. Телепаты они, что ли? Или просто сочетание тона голоса, жестов и мимики внушало понимание чувств, которые владели неандертальцами? Кстати, насчёт мимики. Это тоже зря Алина решила, что тут ею не пользуются. Вполне себе — будь здоров. Иное дело, что не всегда внятные выражения у здешних лиц. Всё же не человечьи. Да и что мужиков касается — они же воины, им, видно, полагается морды камешками держать. Что ж поделать — "каменные" люди…

* * *

А вообще-то, как скоро наладилось хоть какое-то взаимопонимание, выяснилось, что никакие это люди не каменные. Наоборот, очень тёплыми и человечными оказались эти арруги-неандертальцы. Хотя даже трудно было выделить что-то особенное, в чём это выражалось.

Во всём.

Вот, скажем, сидят они, впятером с вождём и двумя охотниками, на пороге пещеры и просто смотрят вдаль. На сине-зелёные горы, уплывающие вдаль навеки застывшими волнами.

Просто сидят. Молчат. Знакомых слов для общения всё ещё не хватает, а простыми не выскажешь того, что сейчас чувствуешь. И в то же время такая вокруг тёплая атмосфера стоит, словно… Вот как в магазине, когда с улицы морозной входишь, а тебя между дверями теплом обдувает…

Нет, не так. Это Алина, конечно, себе внушила. Про тепло и про магазин. Никакого особенного духа тут нет. Но вот сидишь так рядом с этими первобытными людьми, молчишь, и чувствуешь, что тебе хорошо…

От доброты их, что ли?

Как только арруги поняли, что имеют дело не с какими-то монстрами, не с уламрами, а просто с детьми, неведомой силой оторванными от своего дома, своих родителей, своего мира… Оторванных и заброшенных к страшным зверям… А уж Гуся-то, освоившись с местными понятиями, постарался донести и о размерах, и об ужасности "ужасных ящеров"… В общем, чужие дети были приняты арругами в своё общество. Стали для них своими.

Так им и сказали. "Рюди, наш дом — ваш дом". Или что-то в этом роде — тут Аля немного додумала за них. Книжное. Но смысл был ясен. И копьями с Сашкой обменялись, чтобы показать, что тот не просто свой, а ещё и свой мужчина в этом племени.

С Алиной, дали понять, тоже будет что-то вроде удочерения, но тут было непонятно, как, что и когда.

С ними не то чтобы стали предупредительными… Пожалуй, тут такого отношения и не знали. Но относились по-особенному. Например, несмотря, на принятые здесь обычаи, усаживали маленьких гостей в круг охотников вокруг костра. Хотя один был по всем их понятиям ещё мал для присвоения звания охотника. А другая — вообще девочка. И их место, по идее — во внешнем круге. Где сидели женщины и дети, дожидаясь, когда кто-то из мужчин протянет им кусок. Ну, или кость с уже объеденными лучшими кусками.

Так что это было неслыханно вообще для местных обычаев — что девчонке позволили сесть среди воинов. Надо отдать должное Гусе: как он повёл себя в первый вечер, во время первого угощения, так и настоял на своём. Пояснил, что челюсть ту, которая всё ещё вгоняла в оторопь всё детское и женское население арругова стойбища и вызывала почтительный шёпот среди охотников, — челюсть эту они вместе с Алиной добывали. И динозавров вместе убивали. А когда показал, как они сделали пращи и подбили летающую тварь, и что именно Алина подала идею, охотники подвинулись у костра без всякого недовольного бурчания.