Затерявшиеся во времени
Шрифт:
Джад ожил.
– Это тут, рядом. Надо бы поторопиться.
Заинтригованный Сэм следовал за ним. А Джад все поглядывал на часы городской башни. Почему он должен оказаться где-то в точно определенное время? Что же должно произойти в 5 часов 15 минут 22 мая 1946 года?
– Твоя мать жила тут? – спросил Сэм, следуя за Джадом, который явно был озабочен доработкой каких-то деталей своего плана.
– Нет, она жила в одном из небольших домиков поблизости от того места, где мы оставили свою машину.
– А зачем же мы идем в этом направлении?
Джад
Сэм узнал ее. Это была точно такая же фотография, которая висела в рамке на стене каюты Джада. Вероятно, он вынул ее оттуда, когда они собирались в город.
Сэм на ходу продолжал рассматривать фото. Оно изображало молодую парочку, которая сидела верхом на мотоцикле. Оба весело улыбались в объектив камеры. Конечно, шлемов на них не было. На девушке, сидевшей сзади, были бриджи, твидовый жакет и шелковый шарф. Парень – обладатель широкой улыбки и сдвинутых на лоб мотоциклетных очков – носил кожаную куртку. В его семейном сходстве с Джадом сомнений не было.
– Это мои родители в день своего обручения, – сказал Джад, ускоряя шаги. На улице кишмя кишели рабочие, возвращающиеся с фабрик домой. – Взгляни на оборот, Сэм.
Сэм посмотрел на обратную сторону карточки. Карандашом там было написано:
Джереми Кэмпбелл и Лиз Фретвелл (и еще Барни) в очень важный день 22мая 1946года.
Дата говорила сама за себя.
– Значит, они обручились сегодня? – У Сэма перехватило дыхание.
– Точно.
Сэм снова посмотрел на фото.
– А Барни это кто?
– Мотоцикл. Отец копил на него пять лет, даже когда был в армии и дрался с нацистами. Для него он был чем-то вроде Святого Грааля. Когда проходила очередная неделя, проведенная под пулями и разрывами снарядов, он говорил себе: «А теперь я еще на одну неделю ближе к покупке своего мотоцикла». Это была машина с объемом 500 кубических сантиметров, AJS, – своего рода «роллс-ройс» или «кадиллак» среди мотоциклов.
– Наверняка он его очень любил!
– Очень. Но кое-кого он любил еще больше. Отец продал машину, чтобы сыграть свадьбу.
– И все же я не понимаю, куда мы направляемся.
– А ты погляди на фото. Видишь нечто похожее на башню замка на заднем плане?
– Вижу.
– Тогда погляди на улицу. Что ты видишь?
– Конечно! Тот же замок, что и на фото!
– Это не настоящий замок. Это идиотство, относящееся к XIX веку. Его прозвали «Ладья», а построил его некий лорд Сент-Томас, фанатически увлекавшийся шахматами.
– Но почему?
– Почему сейчас? Почему мы бежим по улице в 5.25 дня?
– Да.
– Погляди на «Ладью», нет, на ту, что на фото. Там в стену вделаны часы. Посмотри, какое время они показывают?
– Ровно половина шестого.
Глаза Джада горели, когда он послал Сэму широкую лукавую улыбку.
– Значит, у нас еще есть 5 минут до того, как я смогу сказать «приветик» моим родителям.
Сэм ничего не ответил.
Вздохнув, он последовал за Джадом. Он полностью отдавал себе отчет в том, что ближайшие десять минут будут очень ответственным и даже опасным временем.
2
Николь Вагнер открыла глаза. Над ней нависали ветви. Листья сверкали роскошной зеленью, ибо сквозь них прорывались золотые лучи солнца.
Все казалось таким мирным, что она могла бы лежать тут все...
О Боже!
Неожиданно к ней вернулась память, и она рывком села. Сердце стучало так, будто хотело вырваться из грудной клетки на свободу, чтобы скрыться в лесу.
Босток!
– Леди, – сказал кто-то рядом совершенно спокойно. – Леди, если этот человек и есть Босток, то он мертв, как бараний окорок.
Николь ошалело глядела на тело Бостока, лежавшее на спине, вытянувшись во всю длину. Выпавшие из живота внутренности валялись спутанной грудой прямо у него на ногах, похожие на выводок красных и белых змей.
Только после этого она обратила внимание на человека, стоявшего около нее на коленях. Какое-то время она не могла сказать ни одного слова. Его прекрасное лицо, обрамленное длинными светлыми локонами, при желании можно было назвать ангельским. Одет он был в средневековый костюм. Коричневый плащ, темно-зеленые леггинсы в обтяжку, а под плащом – вишневого цвета туника.
Мужчина смотрел на Николь, почти вплотную приблизив к ней свое ангельское лицо.
– Какую странную одежду вы носите... Вы гимнастка?
Николь тупо смотрела на него.
– Гимнастка? Акробат? – продолжал он своим приятным голосом, который был нежен, как у родителя, разговаривающего со своим чадом. Он заглянул ей прямо в глаза. – Извините, вы, вероятно, еще не пришли в себя?
– Конечно, не пришла. Ведь эта обезьяна хотела ее убить!
– Тихо ты, демонова башка!
Николь удивленно огляделась. Откуда взялся этот второй голос? Но если не считать Бостока, она находилась наедине с человеком, у которого было ангельское лицо.
– Ароматические соли. Поднеси ей под нос ароматическую соль.
Она снова испуганно огляделась. Второй голос, казалось, рождался непосредственно из воздуха. Больше того, голос был какой-то странный, каркающий. Такой голос мог принадлежать человеку, глотнувшему серной кислоты, которая и погубила ему голосовые связки. И еще в нем чувствовался сильный привкус говора кокни.
– Я сказал, дай ей ароматическую соль, – снова заговорил голос. – Ей нужны ароматические соли. Ты что – не слышишь? Завесил, понимаешь, уши своими локончиками!