Затерявшийся в кольце бульваров
Шрифт:
– Только, понимаешь, он Ленин знакомый, а не мой.
– Неудобно обращаться?
– Да нет, – улыбнулся Андрей, – я человек в общем-то не очень закомплексованный, просто боюсь, если появлюсь в таком виде, могу карьеру ей испортить. Да и номера его телефона я не знаю.
– Да-а, – Яков постучал себя пальцем по лбу, – я тебе историю одну расскажу. Было мне лет десять, а мама моя работала во Дворце съездов в Кремле уборщицей. Лето на дворе, денег на то, чтобы отправить меня за город, не было, сидеть со мною тоже было некому, на целый день такую шкоду, как я, оставлять одного было нельзя, и она брала меня с собой на работу. Нас там таких набиралось
– К чему ты мне все это говоришь?
– К тому, – менторским тоном сказал Маркиз, – что не все пути, которые мы знаем и которые нам кажутся прямыми, оказываются самыми короткими и ведущими непосредственно к цели… К тому же, когда я тут с тобой возился, у тебя из джинсов выпала бумажка с телефоном некоего Мити. По твоим же рассказам телевизионного приятеля твоей Лены, зовут Митя, а записка написана женской рукой. Могу ли я предположить, что она дала тебе телефон своего знакомого, чтобы ты мог с ним связаться?
– Точно, – Дорин хлопнул себя по лбу и болезненно поморщился, – а я все гадаю, чей это телефон. И что я ему скажу?
– А скажешь ты ему, что попал в неприятную ситуацию, что тебя подставили, что ты хочешь найти, кто это сделал. Насколько мне известно, у них там «клубок друзей» и нет ни одного человека, который бы не нагадил с удовольствием на голову товарищу.
– А если… – начал было Дорин.
– А если, то тогда ты пообещаешь твоему Мите эксклюзивное право на интервью с человеком, который за три дня превратился из уважаемого гражданина в бомжа. На это, мне кажется, должен клюнуть любой приличный журналист.
– Ты что, Яш, работал на телевидении?
– Как я могу, – взъярился Маркиз, – молодой человек, работать в таком месте, где ведущий интеллектуальной игры говорит слово «брелоков», а не брелков. Узелок – узелков, стрелок – стрелков, противокозелок – противокозелков, наконец. Даже компьютер возмущается и подчеркивает красным это уродство…
– А у тебя какое образование, Маркиз? – прервал Андрей разбушевавшегося бомжа.
– Незаконченное начальное, а что? – тот подозрительно уставился на Дорина.
– Никогда такого не слышал, – изумился Дорин. – Так ты что, четыре класса не отучился?
– Я просто много раз начинал учиться и ни разу не закончил, вот что я имею в виду. А ты мне хочешь сказать, что слово «брелок» происходит от французского breloque и является чистым корнем и потому должно склоняться целиком. Но это – бред.
– Не любишь заимствований, Маркиз?
– Я глупости не люблю, – пробурчал тот, укладываясь спать, – а не заимствования. Я бы принял закон, запрещающий делать, как в Америке, Японии или в Германии и подвергающий, нарушающих оный уголовному преследованию. Потому что надо у них учиться, а не обезьянничать…
Все это было вчера, а сегодня с утра Яков дал Дорину телефонный жетон, и он пошел звонить Мите Волу. У того не брали трубку, и Андрей начал думать, что журналист еще не вернулся с югов. Ходить к автомату было трудно, но Дорин заставлял себя, памятуя слова Маркиза о том, что небольшая нагрузка ему полезна.
А когда дозвонился, несколько минут так и не мог понять, что произошло. Потому что Митя, узнав, кто это, радостно заорал и просил немедленно приехать. Он не слушал никаких возражений, сказал, что костюм и отсутствие паспорта не имеют никакого значения, и Дорин сдался. Единственное, что он выторговал себе, это то, что ему не придется тащиться на метро через весь город. Вол обещал сам заехать за ним на машине и отвезти куда надо. А куда, собственно, надо?
ГЛАВА 25
Прошло больше суток после встречи с Волом, но он пока не звонил. Лена не находила себе места. Ей не удалось заставить себя позавтракать, правда, с Сонечкой она немного поиграла. Гулять же с дочерью она не пошла, боялась отдаляться от телефона. Вол знал оба номера: и мобильный, и домашний и мог позвонить на любой из них.
Андреевская мерила шагами квартиру или сидела на кухне, покачивая головой в такт, даже ей самой не слышной, музыке, и думала, думала, думала, что еще она может сделать.
Гришка звонил с утра и ничем не порадовал. Никаких новостей по ментовской линии не получил ни он, ни его Петр Семенович. Проверка шофера Сереги Печорина также ничего не дала. У милиции была информация, что он несколько лет работал с «ночными бабочками», развозил их по адресам, но это криминалом не являлось, поэтому никакого материала на него не собирали.
Брайловский зато, будучи абсолютно уверен в невиновности Андрея и к тому же чувствуя свою вину в том, что происходит с другом, придумал способ, как ее, невиновность друга, доказать. Он считал, что в том состоянии, в котором Дорин явился к нему на утро после преступления, нельзя совершить не только убийства, но и комара-то прихлопнуть невозможно. Поэтому он предложил подумать и поискать, где был Андрей той ночью, чтобы проверить и подтвердить его алиби. Ну, если не на всю ночь, то хотя бы на часть.
Он не очень хотел излагать Лене эту идею, опасаясь, что Дорин, хотя и не помнил ничего, какое-нибудь преступление все же совершил, если не уголовное, то уж моральное. Но Андреевская легко вынула из своего бывшего мужа все его секреты и идею одобрила. Она попросила Брайловского не переживать по поводу грехопадений Андрея, сказав, что это их внутренние проблемы и они сами как-нибудь разберутся. И если он найдет какую-нибудь мамзель, которая провела эту ночь с Андреем и готова сие подтвердить на допросе, то она, Лена, глаза ей выцарапывать не станет.