Заткнись и поцелуй меня
Шрифт:
Скай не остановился, пока за ними со свистом не закрылись больничные двери.
– Можешь поклясться, что не пострадала?
– Клянусь.
Он посмотрел на выход.
– Тебе нужно его догнать? – спросила Шала.
– Нет, гаденыш смылся. И я уже отправил на поиски патрульного.
– Какое разочарование, – вздохнула она, надеясь, что немного юмора снимет напряжение.
– В смысле?
Шала усмехнулась:
– Просто полицейские в кино – ну, знаешь, голливудские копы – преследовали бы негодяя пешком,
В глазах Ская заискрился смех.
– Ага, я так и собирался, но не хотел красоваться. Мы же только начали встречаться.
– Смешно.
Легкомысленное настроение исчезло столь же внезапно, как появилось. Пока Скай вел Шалу к лифту, в ушах все еще звучали его слова, по телу расползалась дрожь – начиная от талии, где лежали его руки, – и воспоминания об их поцелуе проигрывались в голове, словно медленная музыка.
Которая с визгом остановилась, когда рухнул очередной эмоциональный барьер Шалы. «Я не могу». Она отстранилась.
– А еще смешна эта ложь, мол, мы встречаемся.
– Чего это ложь? – удивился Скай.
– Я уже говорила.
Шала уставилась на закрывшиеся двери лифта, желая вот так же закрыть свое сердце.
– Я, видимо, прослушал. Это было прямо перед тем, как ты меня поцеловала?
Она впилась в Ская взглядом, чувствуя, как эмоции выходят из-под контроля.
– Это ты меня поцеловал. Не я тебя.
– Семантика. – Скай подошел ближе, прикоснулся. Наклонился и прижался губами к виску Шалы. – Ведь тебе это понравилось не меньше, чем мне.
– Это кто такое сказал? – огрызнулась она.
Чистая правда, но ему Шала в этом никогда не признается. Как и себе.
Ага, самообман рекомендован врачом. Или, по крайней мере, не запрещен, в отличие от сигарет.
– Я. Я говорю. – Скай рассмеялся. – И, бьюсь об заклад, если спросишь мэра, он тоже подтвердит.
– Видишь, не так уж это и сложно, женщина.
Рэдфут вытянул шею, встретившись глазами с Вероникой.
Потребовался почти час, чтобы заманить ее к себе в койку.
– Только на минутку. И клянусь, если нас застукают, я скажу, что ты меня принудил.
– Не скажешь.
Рэдфут улыбнулся и прижался губами к ее губам. Поцелуй затянулся – это ли не показатель, что женщина хочет мужчину? Нуждается в нем?
Он переместил руку к округлой груди. Насладившись сладкими, как и положено женским, губами, Рэдфут начал целовать ее шею. И, черт, его «часовой» тут же встал по стойке смирно! Может, таблетки больше не нужны? Может, теперь, когда одной страстью чувства не ограничиваются, тело согласно сотрудничать?
Рэдфут начал играть
– Кажется, твоя минута истекла, вьехо.
Индеец засмеялся и чмокнул ее меж грудей. Вероника обхватила его за шею и крепко прижала к себе:
– Ты ужасный человек, но благодаря тебе я чувствую себя молодой и дерзкой.
– Ты и так молодая и дерзкая. – Рэдфут попытался отстраниться, но его волосы запутались в крошечных пуговицах на ее блузке.
– Рэдфут, мне нужно встать, пока кто-нибудь не пришел.
– Я б с радостью помог, но мои молодые и дерзкие волосы зацепились за твои пуговицы.
Вероника толкнула его, и индеец почувствовал, как выдираются пряди.
– Погоди. Дай я заберусь сверху, и ты посмотришь, как все это распутать.
Он перевернулся, взгромоздившись на свою женщину, простыня соскользнула, и голые ягодицы обдало прохладным ветерком.
– Подними голову, – хихикая, попросила Вероника.
– Я тут задом свечу, – сквозь смех пожаловался Рэдфут.
– Зад не так уж плох, – поддразнила она. – Ну приподними голову хоть чуть-чуть.
Он попытался, но волосы зацепились намертво. Тогда индеец опустил лицо к груди Вероники и вновь попробовал подняться.
– Не сейчас. – Ее пальцы ковырялись в его вихрах. – Только попробуй.
Она легонько толкнула Рэдфута – вспышка боли, и его нос опять уткнулся в женское декольте. Вероника потянула его вверх – он снова рухнул. Кабы не подозрения, что эта игра сделает его лысым, Рэдфуту бы даже понравилось. Так они и развлекались – голозадый индеец двигается вверх-вниз, оба что-то бормочут и хихикают, а иногда и стонут, – когда позади с шумом распахнулась дверь.
Рэдфут дернулся, чтобы прикрыться простыней. К сожалению, движение принесло лишь вспышку боли в голове, и он в очередной раз уткнулся в Веронику. Та попыталась вывернуться, но куда сбежишь, когда к твоей груди прицепилась добрая половина чужой шевелюры.
– Ма-а-ам? – Голос эхом разлетелся по палате. Вероника застыла, и Рэдфут услышал такие слова, каких ее уста никогда прежде не извергали.
– Па-а-ап? – Раздался другой голос, и индеец узнал собственного сына.
– Убирайтесь! – рявкнул он.
Послышался звук отступающих шагов.
С помощью того, что можно описать только как «материнскую силушку», Вероника оттолкнула от себя Рэдфута, лишив его большей части скальпа, и соскочила с койки.
– Мой сын! – обвиняюще закричала она. – Ты сказал, он не явится в больницу. А теперь он видел меня и… он знает. О боже! Что ты сотворил со мной, Рэдфут?
Хосе смотрел на Рамона, ошеломленно застывшего возле палаты Рэдфута.
– Скажи, что мы этого не видели. Скажи, что этого не было.