Затмение
Шрифт:
На меня смотрят во все глаза — и это лишь подтверждает, что я все сделала верно. И когда слуга проводит меня в малый янтарный зал, я нарочно иду медленно, вымеривая цену каждому шагу, наслаждаясь зрелищем полного непонимания на лице великого герцога Росса.
Он обескуражен, взбешен и покорен, потому что, не отрываясь, смотрит на мои ноги.
Что ж, фору я себе обеспечила, а теперь можно приступать к игре.
Я присаживаюсь перед Эваном в неглубоком реверансе. Ровно настолько, чтобы соблюсти приличия, но и не дать ему удовольствия заглянуть в декольте моей блузки. А ведь прелесть корсета как раз в
— Что за наряд, Дэшелла? — без вступления налетает Эван.
Приходится отступить, чтобы не дать ему поймать меня за руку. Хмурюсь, выказывая негодование, хоть внутри кричу и ликую. Всю жизнь, сколько себя помню, даже сопливой девчонкой, я мечтала, что однажды настанет день, когда этот мужчина посмотрит на меня вот так — с трудом сдерживая восхищение.
Но это ведь Эван, и он был бы не он, если бы дал мне вкусить минуту триумфа. Выражение восторга улетучивается с его лица так быстро, что я начинаю сомневаться, а было ли оно вообще. Может, я приняла его за порождение своей болезненной фантазии?
— Ты похожа на одну из тех шлюх, которые раздвигают ноги за пару золотых в Веселом квартале. Понятия не имею, где ты нахваталась этой пошлости, Дэшелла, но тебе совершенно не идет.
Тяжело признаваться в этом, но слова Эвана ранят глубоко. Не в сердце, но прямиком в уязвленную гордость. Приходится мысленно ткнуть ему в глаз одной из купленных у аптекаря спиц и утешиться приятными, хоть и несколько кровавыми образами.
— Задеть меня не получится, герцог, — беззаботно улыбаюсь я.
— Эван, — с легкой руки разрешает он. — У нас слишком много одного на двоих прошлого, что расшаркивания и любезности можно отложить для публичного общения.
— Не знала, что игра в шахматы предполагает столь интимную атмосферу, — ерничаю я.
Герцог снисходительно посмеивается и жестом приглашает меня к столу. Накрыто на двоих. И от изобилия угощений во рту зреет комок слюны. Мы с Эваном садимся друг напротив друга и, как только слуги разливают вино, герцог их отпускает. Теперь мы совершенно одни и мне не по себе от того, насколько интимна повисшая над столом пауза. Забываюсь настолько, что чуть не отпиваю из кубка вопреки предупреждениям Блайта. К счастью, вовремя вспоминаю наставления головореза и делю вид, что пью. На самом же деле лишь смочила губы и тут же вытерла их салфеткой. Эван смотрит внимательно, и я замечаю, что он тоже почти не притронулся к еде.
— У меня к тебе деловое предложение, Дэшелла, — говорит Эван, когда я как бы ненароком роняю вилку с совершенно невыносимым «ох, я такая рассеянная!..»
— Вот так сразу? — хлопаю ресницами. — А как же партия в шахматы?
— Все взаимосвязано, — плотоядно ухмыляется он, напоминая, почему вот уже который год подряд носит титул самого красивого холостяка Абера. — Играть без стоящего заклада невыносимо скучно, не станешь же ты отрицать очевидное.
Вообще, еще как стала бы, но «захмелевшая Дэш» точно должна проглотить наживку. Пока я киваю, словно кукольный болванчик, Эван поднимается из-за стола и в один рывок ставит меня на ноги. Я пытаюсь оттолкнуть его, но в руках этого мужчины не только все ниточки интриг и заговоров, но и сила десятерых. И чем больше я сопротивляюсь, тем жестче его хватка у меня на запястьях.
— Ты делаешь мне больно, —
— Тогда просто перестань дергаться, Дэшелла, и выслушай меня.
Ненавижу его за то, что он единственный, кто зовет меня полным именем. Это очень старомодно и чопорно и рушит всю атмосферу кокетства, которую я, будем честны, и так почти испортила.
— Если я выиграю, ты станешь моей маленькой ручной кошечкой, ДэшеллаМеррой, герцогиня Аберкорн.
— Что? — не верю своим ушам.
Эван лишь ухмыляется.
— Не делай вид, что не понимаешь. Я выразился предельно ясно.
— Думаешь, нацеплю ошейник со звоночком и буду прыгать перед тобой на задних лапках?
— Думаю, меня вполне устроит вид тебя совершенно голой в моей постели, — без запинки поясняет герцог.
Да уж, он, в самом деле, выразился совершенно однозначно.
— Только дуры играют на собственное тело с противником, у которого невозможно выиграть, — отвечаю я, изо всех силы пытаясь унять громко скачущее сердце.
Это же Эван: мужчина, о котором я мечтала еще девчонкой и, чего греха таить, позже, намного позже, просыпаясь посреди ночи в пустой супружеской постели. Я бы даже назвала это одержимостью — мечтать о мужчине столько лет, представлять его в самых порочных фантазиях и воображать, какими бы могли быть наши общие дети. Маленькая Дэш мечтала не о принце, невестой которого была, а о его несносном дяде. И верила, что однажды он перестанет смотреть важные письма и шептаться со шпионами, а поднимет голову и посмотрит на нее так, как мужчине положено смотреть на женщину.
Что ж, можно сказать, своей цели я добилась: сейчас герцог Росс действительно смотрит только на меня, но вряд ли в этом есть хоть капля радости, ведь он смотрит на меня как на продажную девку. И мы оба знаем, что это нарочитый взгляд и нет за ним никакого интереса, кроме желания уложить меня в постель и доказать, что его невозможно обмануть и им нельзя манипулировать при помощи красивых ног и соблазнительно стянутой корсетом груди.
В самом деле, это ведь Эван — он всегда, чтоб его, на шаг впереди.
— Ты струсила? — Эван снисходительно приподнимает уголок губ. Нет, конечно же, это далеко не улыбка, а лишь свидетельство того, что он ожидал более азартной игры. — Дэш, Дэш… Маленькая испуганная девочка. Семь лет прошло, а ты все так же не научилась делать большие ставки. — Он берет меня за подбородок большим и указательным пальцами, приподнимает лицо и пристально всматривается в несуществующий узор на коже. — Я знаю обо всех твоих планах, маленькая глупая девочка, и очень советую — пока еще во мне жива капля памяти о старой дружбе между нашими семьями — не делать ничего из задуманного. Поверь, мне не доставит радости зрелище твоей хорошенькой головки, которую палач поднимет над толпой.
Он наклоняется мучительно медленно, словно время действительно можно растянуть, как свежую карамель. На мгновение мне даже кажется, что вся эта бравада была лишь для того, чтобы лишить меня уверенности, выбить почту из-под ног и подчинить, но я быстро беру себя в руки.
— Ты просто боишься проиграть сопливой девчонке, Эван, — говорю с насмешкой. Никогда в жизни мне не было так сложно притворяться, но сейчас, когда в синих глазах герцога вспыхивает гнев, я понимаю — удар пришелся точно в цель.