Затмение
Шрифт:
— За дуру меня держишь? — с трудом отвечаю я.
— Я не играю на стороне дураков, Герцогиня. Так что ты уж постарайся не разочаровать божество.
Мне хочется рассмеяться ему в лицо, но это будет смех отчаяния, поэтому продолжаю тупо смотреть на его клыки, которые Блайт нарочно хвастливо демонстрирует в улыбке. Совсем недоброй улыбке, нужно сказать.
— Это просто обман, — говорю я, стараясь выглядеть беззаботнее, чем есть на самом деле. — Какая-то навязанная иллюзия. У меня что-то в бокале?
— У тебя в бокале прекрасное вино, сладенькая. Такое ты
— Я должна в это поверить? — И самое противное в этом всем то, что жадность, с которой я разглядываю его лицо, мне неподвластна. Не могу контролировать желание смотреть на него, впитывать каждый взгляд, каждый изгиб губ, пропускать через себя малейшую интонацию в голосе.
Это точно проклятое вино.
Пытаюсь отодвинуться на безопасное расстояние, но ничего не выходит: Блайт по-прежнему держит меня за талию, и чем сильнее я пытаюсь ускользнуть, тем крепче его пальцы впиваются мне в кожу даже через одежду.
— Послушай, я понимаю, что все это просто игра, чтобы сбить меня с толку, — отворачиваюсь в сторону полога, мысленно готовясь звать верного Грима на помощь. — Просто задурить голову бабушкиными сказками и потом делать вид, что я сама была рада обмануться. Но на меня эти фокусы не действуют, Блайт. И я пришла говорить о делах, а не изображать томную деву в беде. Если ты решил, что у нас с тобой… В общем, ты не так умен, как я надеялась.
— А разве ты не дева в беде? — насмехается он, одновременно окуная большой указательный и средний пальцы в бокал с вином. Скользит ими по моим губам, растирая сладкую влагу. — Выглядишь не то, чтобы очень сильной и готовой играть не по правилам.
Пытаюсь сказать, что он свиное дерьмо или что-то в этом духе, но вместо этого жадно слизываю вино с губ и не могу не обратить внимания, как пронзительный синий взгляд вспыхивает в ответ на мои действия. Блайт наклоняется ниже, и теперь мы так близко, что его теплое дыхание согревает кожу на моей щеке.
— Заметь, сладенькая, никто не тащил тебя на аркане, никто не гнал тебя силой по битому стеклу и раскаленным углям. Я всегда даю выбор: прийти добровольно или не прийти вовсе. Никакого неприятного шантажа. И лишь одна плетка, которую ты же и вложила мне в руки — твое неумное любопытство и раздутые амбиции. Герцогиня Аберкорн может получить все, что захочет, так? В том числе одного интересного человека. Как же так, ведь он должен принадлежать ей только потому, что так захотелось ее правой пятке. И плевать, что она знать не знает, с кем связывается и в какую игру сует свой хорошенький любопытный нос.
Самое мерзкое то, что держаться в ясном уме становится все сложнее, и я трачу последние силы, пытаясь не растерять смысл его слов.
— То есть, если я пришла сюда добровольно, то и уйти могу в любой момент? И ты не будешь удерживать меня силой?
— Так и есть, — соглашается он, продолжая плотоядно улыбаться.
— Тогда отпусти меня немедленно.
— Сладенькая, я уже давно тебя не держу.
Я моргаю — и все становится на свои места. Блайт сидит напротив, между нами снова стол и ничто не указывает на то, что мы сидели друг возле друга секунду назад. И практически целовались.
Словно прочитав мои мысли, белобрысый ловкач облизывает
Он не может быть божеством! Это же просто смешно. Бессмыслица, нелепая выдумка, которой мамаши пугают непослушных детей. Мол, к проказникам ночью приходит Теневой танцор и заставляет их плясать до упада, пока кости не превратятся в кисель.
— Если ты божество, — я морщусь от необходимости использовать это слово, — то зачем тебе деньги?
— Чтобы мы скрепили сделку, сладенькая, — отвечает он, как будто заранее подготовил ответ на любой возможный вопрос. — Чтобы был какой-то материальный компонент. Но, если хочешь на чистоту: я просто привлекал твое внимание и подогревал интерес. Деньги меня интересуют в последнюю очередь. Гораздо больше я ценю… другие вещи.
— Души? — смеюсь я, но желание улыбаться исчезает, стоит посмотреть на серьезное лицо моего собеседника. Похоже, невольно попадаю в самое яблочко. — Слушай, я понимаю, что ты невысокого мнения о моих уме и сообразительности, но я не настолько бестолковая, чтобы ставить на кон единственное бессмертное, что у меня есть. Даже если бы поверила во всю чепуху, которую ты тут городишь.
Есть лишь один шанс не сойти с ума: продолжать и дальше верить, что передо мной — просто очень хитрый, циничный и расчетливый смертный. Да, с выдающимися способностями и явно умеющий предугадывать шаг противника наперед, но всего лишь человек.
— Твоя душа мне не нужна, — отмахивается Блайт почти брезгливо. — Не обижайся, сладенькая, но ты слишком скучная: пытаешься быть плохой девчонкой, а на самом деле вся из себя правильная и хорошая. Детишек прикармливаешь, милостыню раздаешь, мышей из мышеловок выпускаешь в поле.
— Что плохого в том, чтобы помочь детям?
— Ничего плохого, сладенькая, но меня не интересуют монашки в масках роковых красоток. Может быть, Эван это оценит? Ему, насколько мне известно, по душе игры в хорошую и плохую девчонку.
Мне становится противно из-за тона нашего разговора. Блайт словно препарирует меня, разбирает на кусочки и тычет в каждый кончиком скальпеля, выставляя на посмешище невидимым зрителям.
— Я так понимаю, что просто зря трачу свое время. — Порываюсь подняться, но просто не могу. Тело словно отлили из бронзы: ни колени разогнуть, ни хотя бы вытянуть ногу. Неужели и это тоже «чудесное вино»? Если так, то я обязана раздобыть хоть пузырек этих капель: в игре, которую я веду, мне эта штука очень даже пригодилась бы. — Просто хочу избавить тебя от моего скучного общества и необходимости вести предсказуемый разговор, — говорю, глядя Блайту прямо в глаза.
— Безумно рад, что ты так печешься о моем душевном благополучии, но позволь уж как-нибудь самому решать, когда я с тобой закончу. Пей вино, сладенькая герцогиня, уверяю, оно не отравлено. Иногда полезно доверять своим глазам. И собеседнику, кстати, тоже.
— Хорошо, — что есть силы кривляюсь я, изображая неописуемый восторг. — Ты позвал меня договариваться о найме, а вместо этого объявил себя божеством и устроил мне моральную порку, рассказывая, как тебе невыносимо скучно в моем обществе. Но и уйти не даешь. Так что тебе нужно, Блайт?