Затмение
Шрифт:
— Вижу, продажная любовь в наше время очень выгодное капиталовложение, — язвлю я.
— Суровая правда жизни, — не отпирается он и протягивает руки, чтобы подсадить меня к стременам, но я встречаю его помощь брезгливым взглядом. Судя по тому, что Блайт перестает ухмыляться, мое притворство безупречно. — У кого-то дурное настроение? Нервишки шалят перед игрой? Или тревожит женский недуг?
На самом деле мне хочется, чтобы он ко мне прикоснулся. Обнял так же крепко, как тогда, в лесу. Но теперь это не имеет значения, потому что я видела, каким очаровательным и милым он может быть, когда заинтересован
— Просто, чтобы внести ясность — меня не интересуют такие, как ты.
— Такие, как я? — Он явно ждет пояснений.
— Я предпочитаю мужчин, которые держат в руках настоящую власть.
— Например, великий герцог Росс?
Его лицо абсолютно ничего не выражает. Это почти обидно, потому что я все еще надеялась получить в ответ хотя бы проблеск ревности. Больше не хочу.
— Это не твое дело, Блайт.
— Хочешь стать его подстилкой, Дэш?
— Хочу, чтобы ты перестал совать нос в мою жизнь.
— Ты сестра девушки, на которой я собираюсь жениться, поэтому, сладенькая, я буду совать свой нос всюду, в особенности в твою постель, раз уж ты собралась разделить ее с великим герцогом. Не хочу, чтобы в пылу страсти ты наболтала на виселицу для малышки Райль.
— С каких пор божествам нужна смертная жена? — Неприятно, что каждое его слово ранит, но я принимаю эту боль. Я просто немного увлеклась. Пройдет.
— Сердцу не прикажешь, — скалится он. — Если ты можешь любить ядовитую змею, то я тем более могу любить прекраснейший цветок.
Я запрыгиваю в седло и пришпориваю жеребца.
глава 16
Мы даже не разговариваем по дороге. Я еду впереди, Блайт — позади, и хоть между нами приличная брешь, у меня нет сомнений, пока я в поле его зрения — моей жизни ничего не угрожает.
Риваль будет играть в «Фиалковой клумбе». Идиотское название для подпольного игорного дома, но, возможно, в этом есть смысл: скорее уж подумают на бордель, чем на заведение, где зависимые детки богатеев спускают наследство. Может показаться странным, но в Абере существует смертная казнь за игры на деньги, а вот за проституцию только клеймят. Потому что, как говорил мой бедный покойный герцог: «Всем рано или поздно нужна на все согласная девка». Можно сказать, Блайт пасет самую дойную корову.
Как рассказал Прошмыга, входов здесь два: один для отвода глаз — в замызганный кабачок, а другой, скрытый, только для допущенных к игре. И по идее он должен быть известен только избранным и доверенным, но разве можно утаить что-то от босоногой незаметной детворы?
Прошмыга снабдил меня всей необходимой информацией, поэтому я даже не придерживаю коня, проезжая мимо центрального входа, а смело увожу лошадь в подворотню. Там, замаскированный за ящиками, потайной ход в скрытую часть здания. Спешиваюсь и иду прямиком к двери, но Блайт догоняет меня и перехватывает за локоть. Пытаюсь стряхнуть его руку, но ничего не получается — наши силы и близко не равны.
— Я не против, если тебе хочется сунуть голову в капкан, сладенькая, но давай в другой раз, а? Не когда
— Разве что покусает, — огрызаюсь в ответ.
Поехать вместе — плохая идея. Ужасная. Одним словом, катастрофа. Я не хочу его видеть, но что-то подсказывает, что в этом мире еще не выдумали слов, которые заставят наглеца уйти. И все-таки, хоть его общество доводит меня до белого каления, он — моя единственная гарантия выйти отсюда живой.
— Угомонилась, — хихикает он. Задорно, как мальчишка. — Какая покладистая кобылка.
И пока моя ладонь летит, чтобы врезать ему по физиономии, Блайт уже оказывается у двери и стучит. Точно так, как рассказал Прошмыга: два удара, пауза, еще один, пауза и еще два. Вот только сказал он об этом мне. Хотя, чему я удивляюсь: Блайт, похоже, знает обо всем на свете. Как-то же узнал о Райль еще до того, как она приехала.
В двери открывается маленькое окошечко, сквозь которое на нас смотрит глаз в сморщенном, словно старая слива, веке. Я прочищаю горло кашлем, чтобы назвать пароль, но дверь распахивается, и старикашка услужливо кланяется чуть не в пояс. Блайт уступает мне дорогу, жестом предлагая заходить первой.
— Проститутки и азартные игры, — констатирую я, проходя мимо. — Похоже, тебе нравится наживаться на помойке человеческих слабостей.
— Ждешь, что я раскаюсь? — посмеивается он, следуя за мной шаг в шаг.
— Я совершенно ничего от тебя не жду.
«Так проще не разочаровываться», — добавляю про себя, но смешок Блайта за спиной неприятно щекочет нервы. Он что, мысли мои читает? Если так, то это полная катастрофа.
В зале, куда нас приводят, богатая обстановка. Столы из породы белого дуба, кресла в бархатной обивке, дорогая отделка стен. Все для того, чтобы богатые чувствовали себя в родной стихии. А мы же помним, что это заставляет расслабиться и потерять бдительность? Со мной Блайт хотел проделать тот же фокус, когда «пригласил» в гости в свой бордель.
Веду плечами, пытаясь скрыть дрожь от неприятных воспоминаний. И рука Блайта непринужденно ложится мне на талию.
— Не нужно быть такой напряженной, сладенькая, иначе все эти люди подумают, что ты пришла бессовестно забрать их деньги. Я-то твой секрет не выдам, но с личиком нужно что-то сделать. Например, — он приподнимает мое лицо за подбородок, заставляет посмотреть ему в глаза, — перестать выглядеть невинной девой в постели с похотливым демоном.
Мне вообще не нравится тембр его голоса. И мурашки по коже — это от возмущения. Только так.
Я только думаю о том, что нужно избавиться от его навязчивого внимания, а Блайт уже делает следующий шаг: привлекает внимание нарочитым покашливанием, дожидается, пока все взгляды в комнате устремятся в нашу сторону и говорит:
— Доброй ночи, почтенные. Рад представить новую гостью за игорным столом: герцогиню Аберкорн.
Несколько минут висит гробовая тишина, которую нарушает знакомый и излишне удивленный возглас:
— Дэш?! Что ты здесь делаешь, ради Триединых?
Риваль делает шаг вперед, но так и замирает с протянутой рукой, когда натыкается взглядом на ладонь Блайта у меня на талии. Проклятый головорез путает мне все карты!