Затворница
Шрифт:
Наконец на высоком берегу появилась бабушка. Краем глаза Пелагея заметила, что та всплеснула руками и быстро-быстро стала съезжать по заросшему осокой обрыву вниз, к ней на помощь.
– Палаша! – кричала бабушка. – Я бегу, бегу. Лови, лови их!
Она, наконец, спустилась и тоже бросилась в воду.
Из-за кустов на высоком берегу за ними наблюдала женщина. Она несколько минут смотрела на то, как бабушка и внучка вновь и вновь вбегают в реку и вытаскивают на берег икону за иконой, потом отступила от края обрыва и быстро пошла куда-то.
День погас так скоро,
– Ничего, внученька, ничего, – почему-то то и дело приговаривала бабушка, в голосе её звучали слёзы. И Пелагее казалось, что это она утешает не её, а саму себя.
– Ничего, бабушка, – откликалась она в ответ и снова отправлялась вверх по склону, бережно неся очередную икону.
На берегу опять показалась женщина. Теперь она была со спутницей. Обе они, осторожно выглядывая из-за кустов, смотрели на происходящее. Первая шагнула было из зарослей в сторону оставшейся на берегу старой Прасковьи, но тут вдали раздались голоса, и вторая женщина дёрнула её за руку и испуганно покачала головой. Ветви кустов качнулись, закрывая женщин. И снова на берегу осталась только Прасковья. Занятая иконами, она никого не заметила. Пелагея, мчавшаяся от дома к бабушке – тоже.
Глава 3
Наши дни
– Мариш, обожаю твой день рождения! – Лера в очередной раз обняла подругу и прижалась щекой к её щеке.
Марина, которая вообще-то подобные нежности терпеть не могла, не отстранилась: Лера была ей как сестра, всю жизнь, с яслей, вместе. Это казалось невероятным, но Марина помнила, как мама впервые привела её в ясли, а из группы, покачиваясь на крепеньких ножках, вышла девочка. Это и была двухгодовалая тогда Лера. С тех пор они не расставались ни в саду, ни в школе. Только в институты поступили разные: Лера в текстильный, а Марина в медицинский. Но это уже не имело никакого значения. Они проросли друг в друга так, как далеко не всегда прорастают даже родные по крови люди. Ни зависти, ни ревности, ни недомолвок не было между ними за эти годы. И родители Марины любили подругу единственной дочери не меньше, чем саму дочь. А мама Леры… с мамой Леры всё было довольно сложно. Но это только укрепляло дружбу и делало её ещё более ценной для обеих.
– Такой человек как ты, Мариш, мог родиться только весной. Когда хочется жить, любить, творить и вытворять! – Лера игриво посмотрела на друзей. – Посидели так здорово… И вообще, не хочу по домам расходиться!
Юля, ещё одна их школьная подруга, вспомнила:
– Здесь же близко «Клубито»! Я слышала, там сегодня Тиф поёт…
– Кто? – не поняла Марина.
Её бывший однокурсник Максим глянул с ласковой снисходительностью и пояснил:
– Совсем ты в своей поликлинике от жизни отстала. Тиф! Ну, наш местный
Максим показал на афишу в витрине кафе, мимо которого они как раз проходили. На ней симпатичный парень стоял, опершись о электрогитару, и с поволокой смотрел на потенциальных зрителей. Лера и Юля закатили глаза и рухнули на ближайшую скамейку, изображая обмороки.
Марина сделала вид, что проверяет у подруг пульс, похлопала их по щекам и рассмеялась:
– Неубедительно. Вставайте, симулянтки. Только местного Тимати и Егора Крида нам не хватало… Ещё и с таким псевдонимом и таким воздействием на неустойчивую психику поклонниц.
– Ты возражаешь как врач? – изображая тревогу поинтересовался Максим.
– И как человек, которому родители и учителя в музыкальной школе привили хороший вкус.
– Да ладно, Мариш, – кряхтя поднялась со скамейки Лера. – Пошли! Потанцуем. Тебя же никто не заставляет слушать Тифа и вступать в многочисленные ряды его поклонниц.
Марина в весёлом изумлении округлила глаза:
– Интересно, как я смогу танцевать и не слышать его?
Лера пожала плечами:
– Представляй, что танцуешь под Генделя… Или Глюка…
Максим, притворно ужасаясь, уставился на них:
– Девчонки, что за разговоры?! Вы меня пугаете! Глюк какой-то…
– Не какой-то, а Христофор Виллибальд, немецкий композитор. Автор опер «Парис и Елена», «Альцеста»… – вступилась за музыкальные вкусы подруги Лера.
Максим закатил глаза. Марина прыснула и присоединилась:
– …«Армида», «Ифигения в Тавриде»…
– Я сейчас сам офигею от вас, вашего Глюка и глюканутых названий его творений. Срочно ведите меня на Тифа! Мне нужно прийти в себя от ваших издевательств.
Лера сочувственно погладила приятеля по плечу:
– Ладно уж… Пошли, Мариш, а? Продолжим праздник. И правда, танцуй, как хочешь, хоть как в детстве на уроке классического танца, и получай удовольствие.
В глазах Максима и Юли появилась надежда, они умоляюще воззрились на Марину. А та снова рассмеялась и покачала головой:
– Как ты себе это представляешь? Если я последую твоему совету, то закончу этот день в карете скорой психиатрической помощи. А это не входило в мои планы…
– Именинница, не занудствуй! – возопил Максим, приобнял Марину и потащил ко входу в «Клубито», к которому они очень кстати подошли.
Внутри было шумно и многолюдно. У больших зеркал роились барышни разных возрастов. Представителей другого пола было гораздо меньше.
– О! Макс! – обрадовался один из них, обвешанный цепями тощий парень. – Ты очень вовремя. Начинаем через три минуты. Идите скорее…
– Девчонки, отлично, – тут же засуетился Максим, – нам направо… сюда…
Он снова подхватил Марину, Леру и Юлю и начал проталкивать их через толпу. Вскоре они очутились в неожиданно большом зале. Марина стала осматриваться, но тут на сцену вальяжно вышел парень с афиши, вокруг завизжали так, что непривычные к такой реакции на кумиров Лера и Марина втянули головы в плечи, а Максим рассмеялся.