Затворник
Шрифт:
Князь с воеводами пешком вышли из хутора к тому месту, где на земле разместились ыканские пленники. Туда же погнали и связанного табунщика.
Одни ыканцы сидели, связанные по рукам, другие - слабые от ран, лежали на своих меховых халатах. Над их безмолвным лежбищем прохаживались часовые.
Месяц велел пленнику указать на кого-то из своей сотни. Ыканец промолчал.
– На колени его!
– приказал воевода.
– Спроси, кто из ыкунов его знает.
Переводчик прокричал по-ыкански. Сомнище пленников промолчало. Лишь несколько человек подняли головы.
Месяц
– Кто его знает!
– закричал Месяц - Пусть отвечают, не то убью!
С земли поднялся ыканец в летах, с худощавым сухим лицом. Взгляд его был невозмутимым. Длинная борода чуть шевелилась от ветра. Правую руку успели перевязать какой-то ветошью.
– Знаешь его?
– спросил Месяц. Толмач перевел.
Ыканец заговорил тихим сдавленным голосом. Он был десятником в той же сотне, что и первый пленник.
– Тащи его сюда - приказал Месяц отрокам. Табунщика подвели к воеводам, и повалили на колени.
– Спроси, был ли их полк под Каилью, когда взяли город.
Десятник молча кивнул головой. У ыкунов это, как и у ратаев, означало "да"
– А вот он, был с ними тогда - Месяц указал на медную плешь. Лысый кочевник стоял, зажмурив глаза, и стонал что-то сквозь стиснутые зубы. Слезы в два ручья лились по его скулам и подбородку.
Старик снова кивнул.
Месяц подошел к лысому, наклонил его голову, держа рукой за лисий воротник короткой распашной куртки, и поднял над ыканином меч.
– Пусть говорит, что стало с Каилью!
В ответ ыканец только разрыдался сильнее прежнего.
– Отвечай!
– приказал Месяц - Отвечай, или прощайся с жизнью!
Степняк закричал. Смерть неотвратимо приближалась к нему, и терять было, кажется, нечего. Но ыканец все равно не мог сказать и слова. Ответить, рассказать об участи Каили, и тем погубить себя своими руками - самому произнести себе смертный приговор - было выше его сил.
Взмах меча - и голова, сверкнув лысиной, покатилась в траву.
Месяц подошел к старику, и приставил меч к его прямой как палка шее.
– Пусть говорит, что стало с Каилью!
– приказал снова.
Десятник молчал. Он смотрел прямо перед собой, голова была высоко поднята.
– Говори!
– закричал Месяц, тряся перед его лицом окровавленным мечом. Князь, Рассветник и другие молча смотрели на них. Молчал и степняк.
– Говори!
– воевода с яростным криком ударил ыканца сапогом в лицо, тот свалился без единого звука, и приподнявшись на здоровой руке, сплюнул на землю кровь.
Месяц повернулся к Смирнонраву и боярам.
– Светлый князь!
– сказал он - Прикажи собрать весь полк до одного. Пусть привязывают коней и идут сюда пешими.
За несколько минут вся дружина была тут как тут, при оружии, старом и новом - триста с лишним человек. Раненных уже увезли, и Хвалынский Халат со своими конниками уже увел табуны на закат.
Месяц влез на коня, чтобы быть всем видным, и с седла сказал:
– Братья! Храбровцы, миротворцы, верхнесольцы, дубравцы, стреженцы! Ратаи и пятиградцы! Вот - показал он рукой на пленников - перед вами враги. Сегодня
– он снова указал на сидевших и лежавших на траве табунщиков
– Братья! Четыре дня назад кизячники сожгли великий город Каиль дотла, а всех, кто в ней был, тех истребили или угнали в степь.
– Светлый князь!
– обернулся Месяц к Смирнонраву - Что нам с ними делать? Губить себя и страну, чтобы их доставить целыми в Каяло-Брежицк? Или, может быть, отпустить, взяв с них обещание против нас не воевать? Как нам быть, братья? Граждане, бояре!
Руки у людей сами тянулись к топорам. Мечи и кинжалы словно без их воли извлекались из ножен. Смирнонрав подошел к старому табунщику с обнаженным мечом.
– Подержи его!
– сказал он Месяцу. Воевода ногой согнул спину ыканца, рукой придерживал за ворот.
Меч, блестнув на солнце, описал в воздухе дугу. По лежбищу пленников пронесся унылый сдавленный вой. Ратаи с поднятым оружием двинулись вперед...
Весь оставшийся день, малый полк спешно уходил от Волчихиного Хутора на север. К закату, одолев не менее четырех пеших переходов, снова укрылись в лесу. Расставили караулы и стали готовиться на ночлег старым порядком, только нести стражу уговорились ставить вдвое больше людей и чаще сменять. Рассветник и Клинок снова поделили ночь пополам.
Пилу было не узнать. Из трофеев ему достался толстый войлочный подлатник, кольчуга до середины плеча и до колен, с налокотником на правую руку, островерхий граненый шлем с длинным наносником и кольчужной бармицей, закрывавшей шею до подбородка, а под шлем - набивная шапка. Вместо обожженной жерди у него теперь было короткое копье, с которого Пила содрал черный конский хвост. Вдобавок к топорику он получил меч, загнутый надвое - в середине кпереди, а у острия назад. Щит Пила оставил себе прежний, хотя и было на замену много лучше, но никто в полку не захотел носить черный щит с белой звездой кагана - все их отправили в Струг, перекрашивать. Седло, занятое у Вепря, парень тоже не сменил. Только взял себе треххвостую плетку и кожаные сапоги с твердой подошвой, удобные в стремени.
– Ты погляди!
– сказал, присвистнув, Хвостворту - Брат! Да ты, ни дать-ни взять, настоящий большой боярин! Смотрю на тебя, и прямо дрожь берет! Щас начнешь распоряжаться: принеси-поди-подай!
Сам Хвост отобрал себе столько оружия, что было непонятно, как конь понесет его в бою! За дерзость и смелость у хутора, князь разрешил ему брать сколько угодно. Хвостворту, вдобавок к панцирю со шлемом, мечу со щитом, копью и булаве, прибрал еще лук со стрелами, которыми даже не умел стрелять ("научусь как-нибудь!"), топорик в одну руку, кривой длинный нож, большой колчан сулиц, доспех для лошади, и длинную пеструю попону. Хотел взять еще аркан, чтобы как-нибудь научиться набрасывать его врагу на шею, но потом передумал.