Заур. Я тебя украду
Шрифт:
— Да ну? Так уж и всё? Например? Можно вокруг дома погулять, да? — я, разумеется, понимала, что он здесь ничего не решает, но было ужасно скучно, а доставать Хаджар отчего-то побаивалась. Махмуд – единственный, кого я здесь знала. Более или менее…
Он так же самодовольно кивнул, но улыбку на сей раз проглотил. Видать, боялся, что влетит за хахоньки на рабочем месте.
— А если я захочу по лицу тебе дать, тоже можно?
Веселье из глаз Махмуда как-то испарилось. Представил, как баба хозяина по мордам
— Можно.
— Да ну? И что, даже не пойдёшь Саиду жаловаться?
— Нет.
— Почему?
— Вы на меня можете жаловаться, я на вас – нет. Это моя работа.
Он не сказал ничего лишнего, но продолжение фразы напрашивалось само собой: «Это моя работа… Терпеть выходки хозяйской тёлки». Интересно, он и правда так подумал, или это я слишком мнительной стала?
— Ладно, не буду я тебя бить, — отмахнулась в шутку и тут же скосила на него глаза. — А почему ты не смотришь на меня?
— Я не могу на вас смотреть, — невозмутимо ответил охранник, хотя я на его месте уже рассвирепела бы и послала бы куда подальше.
— Почему?
— Вы невеста господина Саида. Нельзя вас разглядывать.
Вот оно что… Настолько всё серьёзно? И что самое удивительное, все уже в курсе, что я невеста. Как оперативно у них тут вести разлетаются. Ещё вчера я сама не ведала, что господа Хаджиевы соизволили меня в невестки брать.
— Только тебе нельзя?
— Никому нельзя.
Да, с разницей в менталитетах у нас беда целая. Пропасть, я бы сказала.
Не могу утверждать, что мне не нравилось в доме Хаджиевых. Вкусно, красиво, богато. Всё так. Только сидеть здесь сутками мне совершенно не улыбалось. Украденная невеста, блин.
Да, было бы романтично даже, будь я поветренее и помоложе. Только мне уже давно не семнадцать. А жаль. Влюбилась бы в Хаджиева без памяти, он бы мне сердце разбил, на том и разошлись бы. Зато не было бы всех тех ужасов, через которые мне пришлось пройти по вине другого мажоришки.
В дом вернулась ни с чем, оставив Махмуда с охраной у ворот. Те принялись что-то горячо обсуждать, как только я отошла. К сожалению, а может, к счастью, я их не понимала.
Сразу же у порога налетела на Хаджиева-старшего, что широким шагом направлялся на улицу. Он говорил с кем-то по телефону, но, увидев меня, бросил собеседнику что-то резкое и убрал трубку в карман.
— Ты уже позвонила родителям? — навис надо мной, как любит делать Саид. Так они, видать, подавляют волю оппонента.
— Что? Ах, да, — протянула, будто и правда забыла. Разумеется, с памятью у меня всё замечательно. Просто я трусливо откладывала разговор, как делают это школьники, когда получают двойки. Я примерно догадывалась, как папа с мамой отреагируют на новость о том, что я выхожу замуж. Особенно папа. — Чуть позже позвоню…
— Надя, я не знаю, что там у тебя с твоими
Я оторопело открыла рот. Как же я сама не допёрла? Ведь Шевцов, узнав о похищении своего ненаглядного сыночка и не найдя меня, может переключиться на моих родителей.
— Я прямо сейчас позвоню.
— Отлично. Я перезвоню им вечером. Надеюсь, уже тогда мой звонок не будет для них сюрпризом.
Мужчина быстро миновал меня, куда-то торопясь, а я втянула голову в плечи, мучительно вздыхая.
— Надя? Почему так рано звонишь? Что-то случилось? — мама редко называла меня дочкой, о каких-нибудь ласкательных прозвищах, как обычно матери называют своих детей, независимо от возраста последних, речи не шло. У нас всегда всё степенно, чинно, манерно. Тошно.
— Разве рано? Полдень уже вообще-то. И тебе привет, мам.
Она уловила в моём тоне укор и заметно смягчилась.
— Ну, привет, привет. Не обижайся. Ты просто звонишь всегда вечером, а тут среди бела дня, вот я и испугалась…
Конечно же, она врёт. Мне иногда кажется, если я не выйду на связь целых полгода, папа с мамой даже внимания не обратят.
— У меня разговор серьёзный. Папе сама расскажешь.
— Так? — настороженно протянула мама. — Что-то всё-таки произошло. Рассказывай.
— Ничего особенного, мам. Просто… — медленный выдох, и я выпаливаю вопрос, который ни я озвучивать, ни она слышать не хотим. — Ты Шевцовых помнишь?
— Я не намерена об этом говорить, Надя! — следует незамедлительный резкий ответ.
— Мам, послушай, это серьёзно! — пытаюсь её перекричать, но мама в своём репертуаре. Её раковина ещё прочнее моей. И она никогда не выходит из своей зоны комфорта. Даже ради единственной дочери.
— Я сказала, нет! Даже не начинай! Мы эту тему закрыли и больше к ней никогда не вернёмся, помнишь?
Смахиваю так не вовремя набежавшие злые слёзы, сжимаю трубку аж до треска. Что ж, я хотя бы попыталась поговорить с ней как с матерью. Я хотела всё объяснить. Только ей, как всегда, неинтересно.
— Хорошо. Закрыли. Я замуж выхожу. Вечером вам позвонит отец моего жениха, пригласит на свадьбу. Вы, конечно, можете отказаться. Пока, мама, — сбрасываю звонок и с воплем швыряю телефон в стену. Меня редко что-то выводит из себя, но тема Шевцовых и родителей, кажется, никогда не станет для меня чем-то простым. Первые исковеркали мою жизнь, вторые не сделали ничего, чтобы это предотвратить. И хрен бы с ними, с проклятыми Шевцовыми. Мои родители даже слушать меня не хотят.