Заведение матушки Ним
Шрифт:
Долгие годы многие волхователи и ведуньи бились над тем, чтобы снять проклятие, но не преуспели. И вот в отчаянии вельможа решил обратился к матушке Ним, самой сведущей в любовных делах хозяйке из квартала Цветов.
– Тут надобна молодая, бойкая и безрассудная девка, – сказала матушка Ним и вызвала нас всех к себе. Но большинство из нас, убоявшись, как бы проклятье не пало и на их головы, отказалось иметь дело с вельможей. Только я согласилась, оговорив, однако, достойную плату.
И вот, когда день грозного Давана миновал, и заведение снова могло работать, к нам прибыл сам вельможа. Пришел он тайно, закутав голову плащом и с одним только слугой. Матушка Ним ввела его в отдаленные покои, предназначенные у нас для скрытных людей, и оставила нас наедине. И вот едва лишь этот знатный мужчина
И так я сходилась с вельможей еще трижды за эту ночь.
– Теперь будем ждать, – сказала наутро матушка Ним, – и мы принялись ждать. На третью неделю после того мне приснилось, что я проглотила живую лягушку, и она бьется своими сильными лапами у меня в животе. Я пересказала свой сон хозяйке, и та обрадовалась, но не спешила слать гонцов к вельможе. И только еще через два месяца, когда признаки стали неоспоримы, мы известили будущего отца. Я была тогда еще очень молода и заботилась только о том, как бы материнство не испортило моей груди. Но кормить мне не пришлось. Ребенка в тот же день забрали во дворец вельможи, где его выпоила достойная женщина, тщательно отобранная среди окрестных крестьянок. А я быстро оправилась от родов, не оставивших ни следа на моем теле, отдала деньги, подаренные мне счастливым отцом, в рост финикийским ростовщикам и осталась в заведении матушки Ним.
Почему я не начала честную жизнь или жизнь свободной гетеры? Кто его знает. Видимо все дело в том, что я действительно была молодой, бойкой и безрассудной.
Коллекционер
Ну, раз уж я вам рассказала, как разбогатела сама, настало время поведать странную историю о том, как матушка Ним заполучила свое заведение, да плюс к тому виноградники на склонах гор, да еще два пшеничных поля и масличную рощу за Городом. А дело было так.
К девятнадцати годам матушка Ним (которую, конечно, никто тогда не называл матушкой) уже добилась некоторых успехов в веселом деле, и слыла едва ли не самой горячей девкой в квартале Цветов. Особенно посетителям нравилась ее высокая, пышная и крепкая грудь – грудь ни разу не рожавшей женщины в расцвете лет.
Женская грудь… Это источник молока для ребенка, и, одновременно, источник терзаний и наслаждений для мужчины. Боги создали ее прекрасной и желанной, словно плод инжира, но, увы, такой же нестойкой в своей красоте. Так думал и один богатый купец, который повидал немало прекрасных женщин и собрал удивительную коллекцию чаш, изваянных по форме персей прелестнейших из дев страны Офир, Абиссинии, Месопотамии… Поговаривали, что в его коллекции есть даже слепок с груди дикой гиперборейской женщины, по которому видно, что тело этих дикарок покрыто длинными волнистыми волосами. Естественно, что купец-коллекционер, наслушавшись разговоров об удивительной груди матушки Ним (которую, конечно, никто тогда не называл матушкой) захотел заполучить новую чашу себе в собрание.
И вот он призвал знаменитую девку к себе и велел ей обнажиться. Затем он отослал слуг, сам проделал все необходимые манипуляции и держал красавицу у себя еще целый месяц. Что там происходило, никто не ведает, но, выйдя из дом коллекционера, матушка Ним тотчас уединилась со своим хозяином – персом, который красил бороду в огненный цвет и завивал колечками, и выкупила заведение со всеми девками, посудой, одеждами, мебелью и репутацией. Также матушка Ним сходила к евреям, что берут в заклад земельные участки, и выкупила у них по выгодной цене виноградники на склонах гор, два пшеничных поля и масличную рощу за Городом.
С тех пор он стала сама себе хозяйка. Но – странное дело – с тех же самых пор, насколько известно
Наверное, оттого по кварталу Цветов, а затем и по всему Городу пошли слухи о необыкновенной ее мудрости.
Тут, собственно, и кончается рассказ моей героини. Но я добавлю еще несколько слов. Слов, которые могла бы сказать матушка Ним, да только она их никогда и никому не говорила.
Все они пересказывают друг другу истории о моем неожиданном легком богатстве, и все они ничего не знают о той цене, которую мне пришлось заплатить за него. Но сегодня, так и быть, я расскажу об этом.
Едва я обнажила грудь перед коллекционером, как он восхищенно ахнул и воскликнул:
– Сколь прекрасна твоя грудь, чаровница! Сколь совершенна ее форма! Но есть у тебя прелести много желаннее. Посмотри на свои сосцы, как гордо вздымаются они, как прелестно они упруги и полны, как дивен цвет, их красящий оттенками, которые бывают только на губах четырнадцатилетней ханаанской девственницы, ни разу не знавшей поцелуя! О, как желаю я завладеть этим чудом!
И он уговаривал и улещал меня, и грозил мне, и падал на колени, и осыпал меня золотом, и увешивал мои запястья ожерельями из безупречного жемчуга, и под конец уговорил. Острой сталью он отсек оба моих сосца и уложил их в шкатулку, наполненную морской солью. От боли я ничего не понимала, а то бы сказала ему, что, хотя в соли сосцы мои и будут сохранны, вряд ли останется в них та полнота и тот цвет, которые так пленили его. Месяц лучшие лекари Города врачевали мои раны, и, пока я лежала и страдала от боли в доме коллекционера, я передумала множество дум. Впрочем, ничего нового нет в мыслях оскорбленной женщины – а я была жестоко оскорблена. По истечении же месяца я взяла причитавшееся мне золото, и жемчуга, и с умом распорядилась своим богатством.
Напоследок надо сказать, что коллекционер не долго еще наслаждался своим собранием. Осенью того же года попал он вместе со своим судном в жесточайший шторм у берегов Аравии. А так как коллекцию свою он всегда возил с собой, соленые волны навсегда поглотили и чаши, изваянные по форме совершеннейших грудей в мире, и шкатулку, в которой бережно хранились два моих несчастных, ни на что уже непригодных сосца.
Свеча
Не помню, говорила ли я уже вам, что среди знатных семей Города принято скрывать и стеречь жен и дочерей. И в особенности это касается дочерей, чья неодолимая девичья прелесть так и манит к себе размечтавшихся мужчин, далеко не каждый из которых представляет собой подходящего жениха. Впрочем, отцам города хорошо известно, что даже так называемые немногочисленные подходящие женихи далеко не всегда стремятся к тому, чтобы стать подходящими мужьями. Поэтому знатные девицы Города изнывают от скуки в своих комнатах, спрятанных глубоко в покоях дома, окруженного высокой оградой, охраняемого злобными сторожами. Так что многие из них буквально не видят белого света и узнают о жизни снаружи только из рассказов своих верных кормилиц. Впрочем, как бы не злобны были сторожа, как бы не верны были кормилицы, неподкупными их все-таки не назовешь. Иначе бы не происходили в Городе истории, подобные той, о которой я хочу вам сегодня рассказать.
Итак, в одном из знатнейших семейств росла в строгой тайне прелестная девочка, которая только-только превратилась в прелестную девушку, как молва о ее красоте, добронравии и мастерстве в тканье ковров широко распространилась по Городу. Местные повесы и так и сяк обхаживали слуг дома, но те держались твердо и не поддавались ни увещаниям, ни посулам. Но вдруг на базаре стали поговаривать о том, что эта самая благонравная красавица-искусница разродилась в четверг прехорошеньким младенцем, чьи ярко-синие глаза и белокурый пушок на темени без сомнения указывали, что отцом мог быть только один из мужчин другого, не менее знатного, рода.