Завершение проекта Повелитель
Шрифт:
– Ведь мы знаем, что такое Господь? – обратился ведущий к людям.
– Бог – это свет чистый без сажи и копоти, без огня и дерева, без масла и фитиля. Да будет свет! – заорал шаман, переходя с крика на визг.
И внезапно в темном зале, освещаемом только через открытые двери и маленькие оконца, зажегся свет. Десятки стеклянных шаров под потолком зажглись и загорелись чистым матовым светом, словно луч солнца пробился через туман.
– А-а-а-а! – взревел народ, подняв руки к верху. Вытянув их, словно пытаясь кончиками пальцев
– Бог явил нам милость свою!
– Явил!
– Но есть среди нас, – жестом успокоил толпу шаман,- Кто пришел на нашу землю уничтожать тварей божьих.
– Смерть ему!
– Смерть! – заорали из толпы.
Сивуч вытянул шею и увидел, как двое в черных доспехах выволокли, на возвышение сильно избитого человека, и поставили его рядом с главарем. У Андрея похолодело в груди. Он узнал в избитом бойца третьего взвода Александрова. Главарь опять повел рукой поверх толпы, успокаивая её.
– А теперь ответь нам чужеземец, веруешь ли ты в Бога наша и клянешься в верности ему?
– Что…вы..хотите? – через силу произнес Александров. Видно было, что говорить ему трудно. То ли пить ему не давали, то ли зубы выбили.
– Если хочешь сохранить жизнь ты должен просто сказать: Нет Бога, кроме Бога. А Михаил пророк его.
– А кто такой Михаил?
– Я! – гордо произнес главарь.
– Да пошел ты…
Ответ Михаила не очень расстроил. Он только его и ждал. Поэтому, потеряв всякий интерес к пленнику, обратил свой взор к народу и воздел руки к потолку.
– Господь! Он отказался от тебя. Покарай неверного!
– Покарай! – поддержало собрание.
Внезапно все притихли. Не кашлянет никто, ни чихнет. В полной тишине раздался гул. В зал через открытую дверь залетела гигантская оса. Она с ходу устремилась к пленнику. Приземлилась к нему на живот, и, выпустив жало размером со штык-нож, воткнула в грудь Александрова. Глаза бедного пленника выпучились, рот открылся, лицо побелело. И он рухнул вниз, под ноги стоящих у трибуны людей.
– Ты куда собрался, на ночь, глядя? – спросил Федор, видя как я завязываю вещмешок.
– Хаймовича навещу.
– Ты что Толстый, с дуба рухнул? К нему так просто не попадешь. Там же племя? Он же сам можно сказать в плену. Да и город сильно изменился…
– Да мне по барабану, кто там, что там..Ему же помощь нужна? А я, кажется, знаю, как ему помочь.
– И как?
– Я разве тебе не говорил, что у меня есть карта минус шестого этажа. Того, который питает все эти машины. Помнишь, Хаймович все пытался
– И что?
– Как что? Выключим все или сломаем. Еще не решил, там по обстановке разберемся…
Мне так было тоскливо на душе, словно что-то важное из нее вынули. А в пустоте появилось отчаяние и равнодушие. Жить или умереть, разницы не видел. Ну, замесят меня это племя, так и я их положу не мало. Хаймовичу помогу, если получится. Да гаду этому в машине отомщу, что жизнь мою так исковеркал.Из за него Роза сгинула.
– Откуда у тебя карта? В части нашел?
– Да нет, у полковника одного. Можно сказать, он мне ее завещал.
– Помер что ли?
– Да, сегодня утром представился.
– Болел?
– Какой там болел, – отмахнулся я,- Здоровый как лось. Всю пустыню с ним прошли, даже не кашлянул. А тут взял и на нож напоролся.
Косой все понял и скривился в усмешке.
– Постой, какая пустыня?
– Песочная, что за огородами начинается. Вот как болото прошел, так в ней с полковником и оказались.
– Странно как это туда тебя занесло?
– А вы разве через пустыню не проходили?
– Нет. Прошли и в лес вышли, потом на Башан набрели, а там и дачи.
– Значит не все еще благополучно со временем и пространством. А что одним одна дорога, а другим другая…Хм, тайна сия великая есть, – молвил я, вспомнив, как любил вычурно выражаться Хаймович. Пойти, обнять его. Чтоб кости стариковские затрещали. Старый, мой добрый, занудный дед.
– Значит, так Толстый, переночуем, а утром вместе пойдем.
Я поднял глаза на Федора.
– Вот, что Федя…Не валяй дурака. У тебя сын еще ходить не научился. И ты, прежде всего о нем должен думать. Пропадут они без тебя.
– Ты что думаешь? – озлился Косой, – Я о своих не думаю? Не понимаю, как жизнь обернутся, может? Я же не вечный. Зря думаешь, я Луизу научил петли на зайцев ставить, да и стрелять она умеет.
– Максимку тоже стрелять научил и петли ставить? – спросил я. Полугодовалый Максимка еще только ползал, и всех знаний у него было два слова – папа и мама.
– Так, что прощай Федор. Как с племенем этим разберусь, жди в гости. Вари суп. Замечательный супчик у тебя Луиза готовит. Береги её.
Я стиснул Косого в объятиях, похлопывая по плечу. И почувствовал, как мне на плечо упала капля. Дождь что ли? Откуда?
– Будет тебе супчик, и борщ со щавеля будет…Сукин ты сын Толстый, – сказал Федор каким-то сжатым, задушенным голосом, – Пообещай мне только одно. Что вернешься.
– Обещать не буду, но суп вари.
Избегая смотреть Косому в глаза, я подхватил на плечо вещмешок, развернулся и вышел через калитку с дачи. И прошел с километр по петляющей дачной улочке. И так ни разу не обернулся, чтобы посмотреть, как смотрит мне в спину Федор. Я и так знал, что за капля упала мне на плечо. Потому, что те же капли катились у меня по щекам.