Завещание барона Врангеля
Шрифт:
— Где же лебедка?
— Мы прошли мимо нее. Это двумя маршами выше…
— Прекрасно, Бургельский! Будьте уверены: император не оставит вас без милости, когда узнает, каким чудом нам удалось спасти его груз. А где хозяйка дворца? Разве ее тоже нет?
— Пани с паненкой в Берлине… Они гостят у пана Антония — брата моего хозяина. О, он очень талантливый человек! Вы, может быть, слышали, что сам великий Гёте поручил ему писать музыку к «Фаусту»?
— Я рад, Бургельский, что вы служите таким достойным господам. Однако время не терпит! Надо перенести в подземелье
— Ни в коем случае, пан полковник! Никто, кроме нас с вами, не должен знать тайну подземелья.
Куперен резко схватил коменданта за плечо:
— Вы, верно, забыли, что солдаты великой Франции предпочитают умирать в честном бою… Я не хуже вас понимаю, что живых свидетелей нашей тайны быть не может. И все же мои люди умрут за императора на крепостных стенах! Пан Бургельский, ваши слуги — истые католики, не так ли? Чем скорее они свидятся с богом, тем быстрее исполнится для них желанная благодать! Я уверен, всевышний воздаст им по заслугам!
Вскоре челядь пана Доминика начала перетаскивать в подземелье ящики с награбленными в Москве трофеями. По приказу Куперена щели в ящиках заливали воском. Для этой цели расплавляли и пускали в дело восковые фигуры польских вельмож и королей, стоявшие в зале. Бургельский распорядился также перенести в подземелье наиболее ценное имущество пана Доминика. В том числе серебрянные фигуры апостолов.
Сильнейший взрыв потряс стены крепости. В окнах дворца лопались стекла, на ореховый паркет пола сыпалась с потолка лепнина. Выстрелы звучали совсем рядом: русские солдаты проникли во внутренние покои дворца. В воздухе висели пыль и дым. Один за другим падали сраженные пулями французы…
Эхо взрыва донеслось до слуха коменданта.
— Пан полковник, они уже здесь!..
— Спокойно, Бургельский! Велите вашим слугам спуститься в подземелье. Я буду у решетки… Как только они окажутся по другую ее сторону, я закрою дверь.
Несчастные слуги пана Доминика исполнили приказ коменданта, полагая, что тем самым обретают в подземелье спасительное укрытие от русских солдат. Тем временем с помощью лебедки Куперен поднял задвижку… Вода хлынула в подвал, одну за другой накрывая ступени каменной лестницы. Все еще слышны были крики тонущих, когда в подземелье стало вдруг темно.
— Бургельский, где вы? — Куперен кинулся вверх — туда, где только что стоял комендант. Перед ним была глухая стена.
— Проклятый поляк! Он решил похоронить меня вместе со своей челядью и сохранить тайну дьявольского подземелья!
Командир казачьего отряда въехал на территорию крепости, когда сражение между русскими и оборонявшими ее французами подходило к концу. Казачий полковник продиктовал срочную депешу в штаб армии, но ни словом не обмолвился о канувшем как в воду обозе. Он сомневался, что таковой вообще существовал, хотя на площади перед дворцом стояли пустые повозки. Его не разубедило даже то, что молодой ротмистр обнаружил на одной из фур, что стояла в смежном с дворцовой площадью дворике, кованый сундучок, который впопыхах слуги
Однако больше ничего обнаружено не было, и полковник сказал ротмистру:
— Не кажется ли тебе, что бедняга Венценгероде сделал из мухи слона? Три недели плена вполне могли помутить его разум. Опиши все, что есть в сундуке, да представь мне! А что говорит по этому поводу комендант?
— Он утверждает, что обоз точно существовал, но что в нем везли фураж. Куда и откуда, толком объяснить не может. Советует обратиться за разъяснениями к полковнику Шеридану.
— Хм! Но ведь он убит нами в перестрелке…
— Так точно.
— А ну, ротмистр, давай сюда эту бестию!
Ничего вразумительного, однако, комендант не сообщил.
Три дня спустя адмирал Чичагов лично осмотрел захваченные в Несвиже драгоценности, предназначавшиеся любовнице Наполеона Марии Валевской. Корпусной казначей оценил их в миллион рублей серебром. Между тем Чичагову донесли, что возле Муровщины русскими войсками отбит обоз Доминика Радзивилла с награбленными в Москве ценностями, которые пан Доминик спешил доставить в свое имение в Несвиже. Узнав об этом, адмирал страшно разгневался:
— Черт возьми! Екатерина совершила роковую ошибку, милостиво простив его отца… У нее было слишком пристрастное отношение к полякам!
Вскоре в Петербург ушло письмо, в котором Чичагов информировал Александра I о реквизированном обозе пана Доминика. Адмирал сообщал императору, что он учредил особую комиссию для того, чтобы определить, какая часть имущества несвижского имения Радзивиллов может быть изъята в Российскую казну для возмещения ущерба, нанесенного ей пребыванием пана Доминика в Москве. Сундук с драгоценностями был отправлен в Бобруйск до особого указа из Петербурга.
На пятый день после описанных событий жена Бургельского разбудила его среди ночи:
— Вставайте же! — сказала она громко, после чего прошептала ему что-то на ухо.
— Ты с ума сошла! — Бургельский вскочил с постели. — Где он?
— На кухне. Три дня ничего не ел…
В полуподвале, где располагалась дворцовая кухня, какой-то человек жадно поглощал холодный ужин. Это был телохранитель пана Доминика Скабневич, чудом спасшийся вместе с хозяином после боя у Муровщины.
— Боже, на кого вы похожи, Людвиг! Где князь? — спросил Бургельский.
— Лучше не спрашивайте… Мы попали в такой жернов… Положение Бонапарта аховое. Или он переправится через Березину, или… Хозяин послал меня сюда, чтобы узнать, каково положение в крепости и цело ли имущество, оставленное им на ваше попечение? Боже, какая кара… Мы везли сюда кучу добра… Все отбито русскими…
Бургельский перебил Скабисвича:
— Послушайте, Людвиг! Вам нельзя оставаться здесь долго. Пейте и ешьте, покуда я пишу князю записку… Передайте ему на словах, что я денно и нощно молюсь о его здоровье.