Завещание бессмертного
Шрифт:
Так прошло лето. После первых осенних дождей — веленья богов к севу — провели последнюю вспашку и бросили в землю зерна будущего урожая.
За зиму Эвдем выгодно продал фрукты, хлеб и оливковое масло и выдал Филагру за старание целую мину и пять драхм на угощение рабов.
Получив награду, управляющий отсчитал привезшему ее Протасию семьдесят пять драхм, а на оставшиеся деньги беспробудно пьянствовал несколько дней. После этого он вспомнил о рабах и велел выдавить им по чаше виноградных выжимок. Еще распорядился дать каждому масла из обработанных оливок, которое Эвбулид в свое время употреблял разве что для светильника,
Когда все невольники собрались вместе, Эвбулид с горестным изумлением отметил, что, кроме Лада, вокруг него нет ни одного знакомого лица. К новой страде в имении полностью сменилось три больших партии рабов, и если б не сколот, то и Эвбулида давно бы сменил какой–нибудь карфагенянин или косматый гет.
А так — он был жив и смотрел, как Лад невозмутимо поджаривает на чадящем оливковом масле лепешки из муки, которую он принес с мельницы.
За дверью сумрачного помещения, в котором храпели, стонали и отчаянно ругались во сне изможденные рабы, был один из последних прохладных вечеров.
— Не спи, Эвбулид, — вывел грека из дремотного состояния сколот. — Сейчас мы с тобой сотворим настоящую трапезу — вашим богам и не снились такие щедрые жертвы!
— Эх, Лад! — зевая, вздохнул грек. — Ты говоришь так, потому что даже не представляешь, как мы чествуем наших богов! Один только праздник в честь Деметры осенью, после сбора урожая чего стоит!
— Деметры? — непонимающе приподнял бровь сколот. — Зевса знаю, Афину знаю, Диониса, — подмигнул он, показывая на чаши с молодым вином, — тоже знаю. А эта, как ты говоришь, Де–мет–ра?
— Богиня земных плодов и урожаев! — прищурившись, кивнул Эвбулид. — Каждую осень мы славим ее вместе с дочерью Персефоной, божественной повелительницей подземного царства теней.
— Час от часу не легче! Теперь — Пер–се–фо–на… — проворчал Лад, запоминая.
— Это самый таинственный и торжественный праздник, ведь Персефона — супруга самого Аида! Полгода живет она под землей и полгода с разрешения Зевса со своей матерью. Представь себе: утро, все совершают очистительные омовения в море около Афин. Потом обмывают поросенка, которого назавтра принесут в жертву в ее храме. В этот день процессия выходит из Афин. Впереди — верховные жрецы, архонты, судьи, иностранные послы, за ними — огромная толпа афинян, жены и мужья, рабы и господа — все вместе! По дороге они останавливаются во всех местах, посвященных Деметре, и подолгу молятся там… На побережье в Элевсине, где стоит ее храм, осматривают скалу, на которой сидела Деметра, оплакивая дочь, похищенную в свое царство Аидом. Затем горюют перед святилищем, наконец, радуются счастью богини, вновь увидевшей свою дочь. А потом на обратном пути во время перехода через мост на реке Кефис, чтобы развеять торжественное настроение, местные жители шутят, смеются над афинянами, задирают их, но как только процессия минует мост, шутки стихают и праздник снова становится самым торжественным в году… Ведь это праздник урожая!
— А мы приносим жертвы богу земных посевов летом! — заметил Лад, протягивая Эвбулиду лепешку. — В этот день молодые люди украшают себя венками, раскладывают ввечеру огонь и пляшут вокруг него а потом…
Сколот осекся. Эвбулид проследил за его взором и увидел в дверном проеме знакомую
— Домиция! — вскричал он и, звеня оковами, бросился к римлянке.
— Будь здоров, Афиней! — улыбнулась она и кивнула Ладу: — И ты будь здоров!..
Сколот пробормотал что–то невнятное. Эвбулид, скрашивая его неучтивость, вызванную неловкостью при виде девушки, заторопился, приглашая Домицию разделить их небывалое пиршество.
— Правда, здесь запахи совсем не те, что в господском доме и слова можно услышать самые непотребные… — извиняющеся заметил он, но Домиция только пожала плечами в ответ.
— Я ведь и сама рабыня, — усмехнулась она, подсаживаясь к сколоту. — А у нас ночью и не такого наслышишься. Знаешь, как плачут женщины, когда зовут своих детей, которых больше не увидят никогда в жизни? Как зовут невесты своих отнятых женихов?!
Она вспыхнула и, чтобы скрыть свое смущение, принялась жевать кусок лепешки, протянутой ей Эвбулидом.
Лад заерзал. Отодвигаясь, с медвежьей ловкостью он опрокинул свою чашу. Вино пролилось на землю. Эвбулид чуть приметно усмехнулся и поделился со сколотом своим вином. Лад шумно вздохнул и незнакомым греку голосом сипло сказал:
— У меня на родине говорят: «Живая вдова — позор всему роду!» Ты могла бы последовать вслед за мужем, если б он неожиданно умер?
— Да, — ответила Домиция, думая о Фемистокле.
— А могла бы ты пойти с ним на войну и рубиться с врагами на равных?
— Да, — повторила Домиция, вспоминая глаза Фемистокла и его мягкие волосы, курчавую бороду.
— А крепких воинов от него родила бы?
— Да! Да! — рассмеялась Домиция.
- Выходи за меня! — неожиданно сказал Лад, опуская свою огромную ладонь на тонкое запястье девушки. — Ты почти свободная, я почти надсмотрщик, — горестно усмехнулся он. — Поговорим с Филагром, дадим ему денег на большую амфору вина, он уговорит Эвдема. Ведь, правда, у нас есть деньги, Эвбулид?
— Да, но… — замялся грек.
— Вот видишь? — приблизил лицо к Домиции сколот.
— Да вы что? — очнулась девушка, отшатываясь от Лада. — С ума сошли?! И ты, Эвбулид, позволяешь говорить в своем присутствии такое?! Ведь ты же друг моего Афинея!
Домиция вскочила и, швырнув на пол лепешку, выбежала наружу.
Лад оторопело проводил ее взглядом и перевел глаза на грека:
— Ты что, знал ее жениха?
— - Да…
— И ничего не сказал мне об этом? Эх–х! — сколот схватив чашу, двумя глотками осушил ее и покачал головой. — Какая девушка! Как она выдернула свою руку! Такого я еще не встречал никогда… А как выбежала отсюда! И потом — она могла пойти с мужем на войну, рубиться на равных, а главное, поспешить потом за ним в царство теней! Она будет моей женой! — в хмельном запале повторил он и схватил Эвбулида за руку так, что тот вскрикнул от боли. — И ты мне в этом поможешь!
— Лад, Фемистокл — мой друг… — возразил Эвбулид.
— А я? — ревниво произнес Лад.
— И ты тоже!
С минуту Лад соображал, потом встряхнул головой и решительно произнес:
— Ладно. Не будем больше терять время. Как, ты говоришь, зовут твоего знакомого в Пергаме? Ах да, не знаешь… Тогда вот что! Завтра Филагр повезет в Пергам муку и масло. Мы вызовемся помочь ему, а уж в городе что–нибудь придумаем!
— Так он и возьмет нас с собой! — недоверчиво усмехнулся Эвбулид.