Завещание фараона
Шрифт:
[1] На пятьсот метров. 1 гхальва (халдейская мера длины, применяемая в том числе в Финикии) равнялась 230,4 м.
[2] Греческий стадий равнялся 178 м. Иными словами, протяжённость Длинных Стен составляла 26 км.
[3] В трёх стадиях — в полукилометре.
Часть 2. Глава 12. Царь
«Скромная трапеза» жрецов произвела на Агниппу и Мена неизгладимое впечатление. В огромной зале, отделанной голубым мрамором и освещенной множеством бронзовых светилен,
Следом стол украсили блюда с мясом козлят и молочными поросятами, потом — говяжьи и свиные вареные языки…
Всё это изобилие дополняли тонкие вина в золотых амфорах.
— Я понимаю, — смущенно вымолвил жрец, сидевший рядом с Мена, — что наша трапеза более чем скромна, но прошу простить бедных жрецов. Царь, конечно, ест получше. Но ваш взыскательный египетский вкус наша еда, разумеется… — он не закончил и сокрушенно покачал головой. — Извините нас.
Агниппа поглядела на блюда с горами бычатины — и закатила глаза. «Боги! — подумала она. — Как же ест их царь?!»
— Мена, — наклонившись к своему верному советнику, прошептала она. — Почему при такой еде они не толстеют?!
Египтянин усмехнулся.
— Знаешь, сколько времени эллины уделяют спорту? — так же шепотом ответил он.
Девушка задумалась и уже совсем иначе посмотрела на сотрапезников.
И она, и Мена положили себе всего по два кусочка жареной поросятины — просто потому, что больше бы не осилили. Жрецы же быстро, за веселыми разговорами, подъедали все это изобилие. Очень скоро блюда опустели, и рабы унесли их.
Но не успела Агниппа вздохнуть с облечением, как опустевший стол заполнился вновь — несколькими десятками жареных кур, уток, гусей, а также дикой птицы. Принесли амфоры с другим вином.
Жрецы, сидевшие рядом с гостями, с любезными улыбками подкладывали им в тарелки все новые и новые нежнейшие кусочки, замечая, что первой переменой блюд голод никогда не утолишь. Предлагали различные соусы, подливы, салаты, пироги с олениной — и сами тоже поедали все это со сказочной быстротой, с шутками и прибаутками.
И очень стеснялись своей «скромной» трапезы.
Агниппа уже едва дышала, Мена ел из последних сил, только чтобы не обижать хозяев.
Но была и третья перемена блюд! И, взглянув на гору сладких лакомств, медленно надвигающуюся на стол, девушка начала тихо сползать вниз со скамьи.
Пирамиды фруктов, реки сладких соусов, утесы стряпни… Обычные вина унесли, а вместо них подали какой-то необыкновенный напиток, который жрец назвал «вином первого сока», что готовили по тайным рецептам. Разлитое в чаши, оно оказалось невероятного — голубого — цвета.
— Это вино, — принялся объяснять жрец, — дар Посейдона. Пить
Агниппа осторожно пригубила искрометной голубизны. Словно огонь пробежал по ее жилам — девушка невольно вздрогнула. На несколько секунд в голове зашумело море, а горло окатило прохладной волной. Все чувства невероятно обострились.
— Дивное вино! — воскликнула царевна. Даже при дворе своего отца она никогда не пробовала ничего подобного.
Мена залпом осушил свой кубок и крякнул.
— Действительно… — пробормотал он. — Но на этом, пожалуй, в самом деле стоит остановиться.
Жрецы всецело разделяли его мнение, и на этом «скромная» трапеза завершилась.
Гостей поселили при храме, пока их великодушные хозяева подыскивали им жилье в городе. Хлопоты увенчались вскоре успехом: жрецы нашли небольшой домик с садом на западной окраине Афин — хоть одноэтажный, но белый и чистенький, с сараем и конюшней на внутреннем дворе. Владельцы соглашались продать вместе с ним и собаку.
Сумма оказалась приличной, и Мена, чтобы заплатить, пришлось потратить все оставшиеся у них деньги и даже продать часть украшений Агниппы.
А потом… Лучшего нельзя было пожелать. Время потекло неспешно, словно вода в большой реке. Агниппа ткала и вышивала, как частенько делала и в Египте, поскольку это доставляло ей удовольствие. Мена бегал по рынку, сбывая ее работы и покупая все необходимое для хозяйства — которым он, собственно, и занимался: ухаживал за садом, за домом, за животными.
И даже готовил.
Финикийская мазь не подвела — девушка очень быстро вновь обрела свои прекрасные длинные волосы.
А спустя положенную по закону пару лет прошение о гражданстве — с небольшой помощью жрецов Афины — было удовлетворено.
Соседи очень хорошо относились к Мена и Агниппе. Люди считали, что те приехали из беотийских Фив и что Мена, опекун сироты Агниппы — близкий друг ее отца. Что ее мать, будучи по рождению афинянкой, в юности вместе с родителями переехала в Беотию, где и вышла замуж.
Конечно, ни девушка, ни ее приемный отец ничего не имели против подобных слухов. Отчасти даже поддерживали их.
Так, может, все бы и шло хорошо, и ничего бы не случилось, если бы…
Если бы Греция победоносно не закончила войну с Персией и царь не возвращался в свои Афины.
Весь город гудел: «Царь, царь… Скоро приедет царь!» Вся столица, вся страна радовалась. Неудивительно: Персия никогда не оставляла в покое границы Греции и несколько раз вступала с ней в настоящую войну, уносившую жизни сотен мужей, сыновей, братьев и возлюбленных. Отрывавшую людей от мирных занятий. И Греция выходила победительницей в этих войнах, заставляя Персию просить о мире.